Сны над Байкалом

— Есть ли у него дети?..

Володя затянулся дымом, сказал:

— Замолчите вы!

И тут заметил, что все курят молча.

Однако голоса не прекращались:

— Молодой, пожалуй, еще нет детей.

— Глупый баран — прет, не видит, что дерево наклонилось…

— Ну пронесло…

Володя встряхнул головой — стало еще больнее.

— Ишь ты, бедняга.

— Муторно небойсь…

Володя обвел глазами мужчин, все трое смотрели на него, молчали. А ему слышалось:

— Так бы и не вернулся…

— Вот тебе жизнь человеческая: чик — и нету.

— Ну пронесло…

«С ума можно сойти, — подумал Володя, — откуда такие болтуны?»

Голоса ясно слышались в голове:

— Возвращаться?..

— Вот неудача!

— Завтра опять переть в гору!..

— Ну что ж, — сказал один, — давайте, ребята! Володю взяли под руки, повели.

В заволжской стороне
Покоя нету мне…

Лесовозной машиной Володю привезли в поселок. В медпункт он не хотел:

— Отлежусь…

Володю ссадили у порога квартиры…

Из сторожки доносилось все то же:

Когда же милый мой
Ко мне придет?..

Володя поглядел на реку, на бревна. Песня ему осточертела.

Гармонь певучая
Меня замучила…

Неужели у парня в голове, кроме гармони, ничего нет?..

Володя сделал усилие над собой, возвратился к воспоминаниям.

В этот день Тамара была в отъезде. Домик, в котором они живут, на две квартиры. Рядом, через стенку, бригадир лесорубов Лапин с женой Ларисой и дочкой Надей.

В кухне у Володи старенькая софа. Сбросив полушубок, шапку и валенки, Володя лег на софу. Шишка на затылке опала, но в голове шипело и булькало, как в котле. Хоть бы не сотрясение мозга, подумал Володя и закрыл глаза.

Было тихо, только откуда-то доносилось:

— Дважды один — два, дважды два — четыре, дважды три — шесть…

Володя перевернулся на бок, приник ухом к подушке.

— Дважды четыре — восемь, дважды пять — десять…

Соседская Надька учит уроки, догадался Володя.

— Дважды шесть — двенадцать…

Володя приподнял голову, голос бубнил:

— Дважды семь — четырнадцать…

Стукнула дверь, пришла Лариса, Надина мать, видимо, из магазина.

— Учишь таблицу? — спросила у дочки.

— Учу.

— Учи вслух!

Как будто она не вслух, подумал Володя. Из-за стену доносилось:

— Трижды один — три, трижда два — шесть…

К этому прибавился голос Ларисы:

— Пачка кофе — сорок девять копеек. Килограмм сахару — семьдесят восемь. Килограмм масла — три восемьдесят. Всего пять рублей семь копеек. Брала с собой шесть рублей. Сдача — восемьдесят три копейки. Где десять копеек?

Одновременно с этим подсчетом Володя слышал:

— Трижды семь — двадцать один, трижды восемь двадцать четыре…

— Где десять копеек?

Чего они так орут? Володя хотел постучать в стену. Неудобно, однако.

— Четырежды один — четыре, четырежды два — восемь…

Под таблицу умножения Володя заснул.

Гармонь певучая
Меня замучила…

— Тьфу!.. — Володя встал с бревен, прошел по берегу, сел на камень.

Но и тут слышалось:

В заволжской стороне
Покоя нету мне…

Узнал о своем несчастье, а может быть счастье, Володя, когда приехала Тамара.

Проспал он глубоким, но болезненным сном, наверное, часов пять. Проснулся от стука в сенцах.

— Дома… — послышался голос Тамары.

Она шумела веником, стряхивала с валенок снег.

— Ружье-то… — сказала она. — Так и стоит в углу, как метла. Поставил и бросил. Охотник…

Вошла в комнату, зажгла свет.

— Дрыхнет… — увидела мужа на софе в кухне. — Шапка на полу, полушубок тоже… Никак не приучишь… Выпил? — подошла к Володе. — А может, умаялся. Ладно, пусть спит…

Володя чуть приоткрыл глаза, стал следить за женой. Голова болела, но не сильно.

Тамара налила супу, нарезала хлеба, села к столу. Стала есть. В то же время она разговаривала сама с собой:

— Эти поездки — провались они пропадом. На попутных машинах истреплешь одежду, измажешь всю… А что толку, что съездила? Даже магазин оказался закрытым — переучет.

При этом Тамара жевала, прихлебывала. Ела с аппетитом, что называется, в полный рот.

— В ателье индпошива ничего. Ничегошеньки. Серость…

Володя открыл глаза пошире: как она может есть и разговаривать? Да еще так громко. В конце концов ведь он спит. Могла бы потише…

Тамара ела: откусывала хлеб, работала ложкой.

— Ларисе везет, — говорила она при этом. — У Ларисы что ни платье — картина.

Губы у Тамары не шевелились. И все же с набитым ртом она разговаривала:

— Блат имеет бригадир — вот у нее и все есть. А у моего Вовки никакого блата…

— Тамара? — сказал Володя, приподнялся на локте.

— Проснулся, — сказала Тамара с набитым ртом. — Доброе утро?

— Томка!..

— Ты чего? — спросила Тамара и перестала есть. — Вроде не пьяный… — тут же сказала она, но губы у нее не шевельнулись.

— Тамара… — уже со страхом сказал Володя.

Тамара бросила ложку.

— На тебе лица нет! — сказала обыкновенным голосом. И с закрытым ртом: — Что с Володькой?..

— Выйди из кухни, — сказал Володя.

— Зачем?

— Выйди из кухни!

Тамара поднялась, вышла.

— Если не пьяный, то сумасшедший, — послышалось Володе из другой комнаты.

— Что ты сказала? — спросил Володя.

— Ничего.

— Ты сказала, что я сумасшедший.