Сны над бездной

Разновысокие белые дома, стоявшие ровными прямыми линиями, замыкали собою квадрат. Всё в расположении этих домов и в самих домах было прямолинейным и прямоугольным – присоединение одного корпуса к другому, торцы глухих стен, ряды окон, балконов, сами окна и балконы, карнизы, линии фундаментов и крыш, наконец, тени на стенах и на асфальте, – нигде нельзя было приметить изгиб, круг, овал. И потому так манила к себе декоративная легкая арка, перекинутая в южной стороне этого огромного квадрата на уровне шестнадцатого этажа от одного корпуса к другому. Под ее воздушным сводом легко проносились чайки. Она привлекала взгляд еще и потому, что все пространство под нею было заполнено ярким блещущим небом.

Посреди двора возвышалось здание детского сада, окруженное зеленью кустов шиповника. В деревянной песочнице малыши строили из песка город. Они играли одни, без присмотра взрослых, и казались со стороны маленьким самостоятельным народом. Никто не кричал, и не было слышно, чтобы кто-нибудь плакал.

– Фома, куда мы идем? – спросил мальчик старика, стараясь подладиться под его быстрый широкий шаг.

– Вперед, – мрачно ответил старик.

И мальчик понял: больше спрашивать не надо.

«Его можно понять, – рассудил мальчик. – Я все же притерпелся. А ему с его гордостью!.. Он приезжает к нам только раз в неделю. В конце концов, это его квартира. Конечно, они нас просто вытурили. Дали понять: вы сейчас лишние!»

И опять он увидел, как в коридорчике между спальней и кухней, уже совсем не стесняясь чужого присутствия, господин Сугутов прижимал к себе маму, обхватив ее могучей рукой за гибкую талию. И мама улыбалась и не противилась насилию его руки.

На площадке для занятий спортом рыхлый, нескладного телосложения мужчина подтягивался на турнике. После каждого подтягивания он отирал с лица и лысины пот, а потом ходил вокруг турника, устало взмахивая слабыми руками.

– Но ты собой жертвовал! – не сбавляя крутого скорого шага, громко произнес старик. – Если бы при тебе стали мучить человека, которого ты любишь, твою прекрасную мать, ты смог бы не вмешаться? – произнес он никому, во всяком случае, не мальчику и не самому себе.

В последние месяцы он часто начинал разговаривать ни с кем. Всегда неожиданно. И от этого его направленная к кому-то речь обретала жутковатый оттенок, словно тот, с кем он разговаривал, существовал на самом деле, но только был невидим и находился рядом с ним, может, прямо перед его глазами.

Поначалу мальчик пугался этих внезапных изречений, думая, что старик сходит с ума – его высказывания почти всегда были непонятны мальчику, – но теперь он привык: какая разница, если даже старик рехнулся. Все ведут себя странно, у многих изменились походка и голос. Тот слабосильный на турнике – разве не сумасшедший? Но все же – и мальчик чувствовал это – какой-то особенный, спрятанный от его разумения смысл всегда присутствовал в словах старика, и не по себе ему становилось именно оттого, что он наличие этого смысла улавливал.

«С наступлением дня город становится пустой, – продолжил мальчик свои мысли. – Раньше отовсюду доносилась музыка. Теперь музыки нет. И взрослых людей почти не видно. Почему они не хотят выходить на улицу днем? А выходят только вечером, когда сядет солнце и появится Луна. Словно им легче делается оттого, что они видят ее…»

И сейчас же память вернула ему ночные крики. Их было так много ночью! Как будто из кричащего человека что-то стремилось вырваться на свободу и этому человеку хотелось, чтобы все услышали его, все узнали о нем, и, главное, она, Луна, услышала бы и узнала, что он жив.

«И вот что еще случилось!» – понял мальчик, и при мысли об этом у него похолодело внизу живота и во рту появился терпкий вяжущий привкус, словно он надкусил неспелую вишню, – девочки-подростки стали разрешать прикасаться к ним. И глаза у девочек в такие минуты делались совсем другие – темные, стоячие, а лицо каменело.

Мальчик догадывался, что означает эта застывшая неподвижность мускулов лица.

Они вошли в промежуток между двумя высокими глухими стенами.

Задрав голову кверху, продолжая все так же быстро идти, мальчик стал следить за тем, как в высоте, в голубизне неба, медленно поворачиваясь и увлекая за собой громады зданий, проплывает над ним темная изогнутая арка.

И сразу открылись взору приморские кварталы. Плоскость воды еще не углядывалась с этого места – был отлив, к тому же приморская часть города лежала на низкой песчаной банке, и, для того чтобы увидеть горизонт, надо было либо взобраться по каменным ступеням на галерею торгового центра, либо подойти к берегу ближе. Но внезапные обрывы бегущих как бы в пустоту улиц и далее свободное пространство небосвода, хаотично заполненное множеством облаков, между которыми реял летучий, отраженный от воды свет, и сегодня сказали мальчику: там – море!

Однако грудь его не наполнилась вольным ветром…

Молча они пересекли мостовую и зашагали вдоль русла искусственно спрямленной реки. Пустое русло было заковано в гранит.