На следующий день японцы отправились поклониться могилам усопших. Каждая могила была в свое время отмечена камнем, но за лето трава буйно разрослась, и лишь подойдя вплотную, можно было отыскать могилы. Исокити и Синдзо тщательно скосили траву серпом, изготовленным ими вручную.
Японцы покидали остров, где провели четыре года. За это время они ближе узнали островитян, и те уже не казались им похожими на оборотней. Японцы научились различать на их невыразительных на первый взгляд лицах проявление человеческих чувств, убедились, что островитянам присущи те же, что и им самим, душевные порывы. Вот почему Кодаю и его спутники не могли покинуть остров, не простившись с местными жителями.
— Живите счастливо, — крикнул Кюэмон по-японски собравшимся на пристани островитянам. В отличие от других Кюэмону трудно давался чужой язык. За четыре года он так и не смог выучить толком ни одной фразы на языке островитян, поэтому пожелал им счастья на своем родном языке. Увы, он понимал, как, впрочем, и остальные японцы, что его пожелание — всего лишь пустые слова. Русские скупщики мехов нещадно обирали и обманывали островитян, и те были обречены на полуголодное существование.
Невидимов, правда, говорил, что в прежние времена скупщики мехов, словно дьяволы, набрасывались на местных жителей, насильно заставляли их работать, а если те сопротивлялись, устраивали Избиение, а нередко и убивали. По сравнению с тем, что было прежде, теперь дела ведутся «по-божески», утверждал Невидимов. Но если уж судить справедливо, думал Кодаю, то и теперь нельзя было сказать, чтобы дела велись «по-божески». Правда, добытые островитянами шкуры морского бобра, нерпы или сивуча бесплатно не отбирались, в обмен они получали кое-какие товары, но о справедливом обмене не могло быть и речи. Из островитян выжимали все, что могли.
Особенно тяжело было расставаться со стариком Джаймиловичем. За эти годы японцы привыкли к его доброму участию. Положение Джаймиловича на острове было необычным. Он не принадлежал ни к русским, ни к островитянам. Правда, он принял православную веру и получил русское имя, но происходил из коренных жителей Камчатки. На острове он был единственным священником, с одинаковой добротой относился как к русским, так и к местным жителям и видел в своем пребывании на острове высшее призвание, предначертанное богом. Лет ему было немало, и он чувствовал, что долго не проживет. Кодаю и его спутники сердечно прощались со стариком, а он осенял каждого крестным знамением, вглядывался в лица добрыми, увлажнившимися глазами.
Ровно в полдень судно снялось с якоря. Русские присвоили кораблю имя «Невидимов», японцы же между собой называли его «Сннсё-мару». Двухмачтовое судно, слегка накренившись, отвалило от пристани, обогнуло волнорез, выровнялось и взяло курс на запад. Произошло это восемнадцатого июля 1787 года.
Когда вышли в открытое море, показалась вершина горы, покрытая снежной шапкой, — та самая, которую увидели японцы четыре года назад, приближаясь к острову. Странно, что с самого острова ее не было видно. Кантаро, Кюэмон, Тодзо, Сёдзо, Синдзо и Исокити вновь превратились в матросов, занялись своим привычным делом. Большинство русских не умели управлять кораблем, и как-то естественно получилось, что после выхода корабля в море они стали лишь выполнять приказания поднаторевших в мореплавании японцев. Кодаю занял пост кормчего, Невидимов — должность поскромнее — руководил всякими подсобными работами.
Двадцать третьего августа 1787 года корабль вошел в Усть-Камчатскую гавань. Путь в тысячу четыреста верст, по подсчетам Невидимова, был пройден за месяц и пять дней.
Японцам не показалось, будто камчатский берег сильно отличался от побережья Амчитки. Пристань, построенная в небольшом заливе, была безлюдна и, на их взгляд, менее оборудована, чем у них на родине, в Сироко. У пристани они не заметили ни одного крупного корабля. Вдалеке группа женщин и детей собирала ягоды. Впоследствии Кодаю и его спутники узнали, что это были жены и дети русских, служивших на Камчатке.
Корабль пристал к берегу. Невидимов предложил японцам оставаться на борту и подождать прибытия чиновника камчатской канцелярии, которая уже была извещена о прибытии судна.
На следующий день на корабль прибыл комендант Орлеанков. Это была первая встреча японцев с иноземным чиновником. Сойдя на берег, японцы сразу же перешли в ведение чиновников и расстались с Невидимовым, так и не успев как следует проститься с теми, с кем в течение долгих четырех лет делили радости и невзгоды на Амчитке. Следом за чиновником японцы пересекли скучный Усть-Камчатский поселок и поднялись на ожидавшее их речное судно. В поселке они обратили внимание, что местные жители внешне напоминают айну с острова Эдзо.
— В точности айну, — сказал Кодаю.