Сны Персефоны

В этот раз ей снова пришлось задержаться — на две недели: Афродита и Адонис играли свою импровизированную свадьбу, и все боги должны были явиться, чтобы порадоваться за них.

Деметра, глядя на молодую пару, которую осыпали цветами и подарками, умилялась:

— И почему я отказала Аполлону, когда он просил твоей руки? Вы были бы не менее красивой парой.

Кора лишь закатывала глаза.

— То есть, Гефеста тебе не жалко и не осуждаешь Афродиту.

— Нет, красота — к красоте. А Гефест — многого захотел. Как и твой «этот»…

Кора фыркнула и пошла прочь. Ей пора возвращаться домой. Только откуда ей было знать, что Гермес успел раньше.

… На сей раз Персефону снова никто не встречал. Но она больше не злилась, она улыбалась: наверняка, Аид готовит ей сюрприз. И поэтому, наспех кивая свите, которая выползала из углов приветствовать царицу, она мчалась вперед, к их дворцу из черного мрамора, который давно стал домом… Настоящим домом.

Однако во дворце его не было, и Персефона, подавив дурное предчувствие, направилась в зал судейств. Владыка действительно оказался там — сидел на троне, сжимал двузубец и в глазах его полыхала ярость и клубился мрак. Непроницаемое мрачное выражение лица говорило о том, что он собрался судить, и пощады подсудимому не видать.

— Хорошо отдохнула, жёнушка? — начал он приторно-льстивым тоном, который немедленно разозлил Персефону.

— Без тебя я не отдыхаю по-настоящему, мой царь, — сказала она, поклонившись.

— Вот как, а мне показалось, что как раз без меня и отдыхаешь. От меня, — голос сочился таким ядом, что Персефоне стало страшно — не отравиться бы.

Он стукнул по полу двузубцем, и перед изумлённым взором царицы возник уже знакомый ей туман — как над котлом Гекаты. И она вскоре чётко разглядела на нём картинку, от которой похолодело всё внутри: саму себя в объятьях Адониса, придающуюся любовным утехам на цветущем лугу.

Аид спустился с трона и теперь громадой всего Подземного мира нависал над ней:

— Что ты теперь скажешь на это, лживая дрянь? — прорычал он, хватая её за плечо так, что едва не хрустнула тонкая кость, и встряхивая, как куклу. — Что скажешь?

Персефона вскинула голову, проглотила злые слёзы, встретила и выдержала взгляд.

— Скажу, что ты пожалеешь, — горько произнесла она. — А теперь смотри, Владыка, смотри, как ты умеешь. Я открыта для тебя, — и широко распахнула свои невозможно-зелёные глаза.