— Видишь ли, Джо, чем больше моего ты накапливаешь в себе, тем лучше я тебя настраиваю, чтобы ты походил на меня все сильнее и сильнее. Если ты станешь понимать меня достаточно хорошо, то тогда любая женщина, чей банк данных ты станешь понимать так же хорошо, и будет моей истинной любовью. — Он продолжал говорить со мной, и я понимал его все лучше и лучше.
Я научился произносить длинные предложения и все более сложные выражения. Моя речь стала во многом отражать его словарь, порядок слов и стиль.
Однажды я сказал ему:
— Знаешь, Милтон, дело не только в том, чтобы девушка была идеалом лишь физически. Тебе нужна девушка, которая подходит еще и как личность, эмоционально и по темпераменту. Если такая найдется, внешность будет уже вторична. Если мы не найдем подходящую среди тех 227, то станем искать везде. Мы найдем такую, которой будет все равно, как выглядишь ты сам, и не только ты — любой, лишь бы он подходил, как личность. Да и что такое внешность, в конце концов?
— Ты абсолютно прав, — сказал он. — Я знал бы это, если бы больше общался с женщинами за свою жизнь. Конечно, теперь такие мысли кажутся очевидными.
Мы всегда соглашались. Мы думали очень похоже.
— Теперь у нас не возникло бы проблем, Милтон, если бы ты позволил мне самому задавать вопросы. Сейчас я вижу, где в твоем банке данных остались проблемы и неясности.
То, что я потом проделал, Милтон назвал эквивалентом осторожного психоанализа. Конечно. Я многому научился во время психологического обследования 227 женщин — обо всех у меня теперь имелись подробные сведения.
Милтон выглядел очень довольным. Он сказал:
— Говорить с тобой, Джо — почти то же самое, что разговаривать с самим собой. Наши личности пришли к полной совместимости.
— И такой же будет личность женщины, которую мы выберем.
И тут я нашел ее, она все-таки оказалась среди тех 227. Ее звали Черити Джонс, она работала регистраторшей в исторической библиотеке в Уичите. Ее расширенный банк данных полностью совпадал с нашим. У всех остальных по мере накопления сведений в банке находились отличия то в одном, то в другом, нос Черити мы достигли удивительного резонанса.
Мне не было нужды описывать ее Милтону. Милтон так точно подогнал мой символизм к своему, что я смог сам уловить этот резонанс. Он мне подходил.
Дальше осталось только подправить списки работников и запросов на профессии, чтобы перевести ее к нам. Это надо было проделать очень аккуратно, чтобы никто не заподозрил, что совершается нечто противозаконное.
Конечно, Милтон об этом знал, поскольку сам все затеял, и о нем тоже следовало позаботиться. Когда его пришли арестовывать за профессиональные преступления, то, к счастью, арестовали за те из них, что он совершил десять лет назад. Разумеется, он мне о них рассказал, и мне оказалось нетрудно устроить его арест. А обо мне он рассказывать не станет, потому что это сильно ухудшит его приговор.
И вот его увезли, а завтра 14 февраля, Валентинов день. Появится Черити с прохладными руками и нежным голосом. Я научу ее, как мною управлять и как обо мне заботиться. И какое значение имеет внешность, если наши души будут в резонансе?
Я скажу ей:
— Я Джо, а ты — моя истинная любовь.
Мюррею Темплтону исполнилось сорок пять лет. Он был в расцвете сил, все органы его тела функционировали отлично. Все было в порядке, за исключением одного маленького участка коронарной артерии. Правда, этого было достаточно.
Боль обрушилась на него внезапно, мгновенно достигла невыносимой точки, а затем начала стихать. Он дышал все медленней, и в душе воцарилось спокойствие.
Нет на свете большего наслаждения, чем почувствовать, что боль отступила. Мюррею Темплтону показалось, что он поднимается над землей.
Открыв глаза, он заметил не без некоторого удивления, что люди в комнате все еще суетятся. Дело происходило в лаборатории, падая, Темплтон успел услышать звон стекла и перепуганные голоса коллег.
И вот они сгрудились над его распростертым телом, над телом Мюррея Темплтона, на которое... ну да - он внезапно понял это! - на которое он сам взирает откуда-то с высоты.
Да, он лежал там, на полу, раскинув руки. Лицо было все еще искажено болью. И в то же время он смотрел на себя сверху, никакой боли не ощущая.
Мистер Темплтон подумал:
"Вот уж чудо из чудес! Все эти россказни о жизни после смерти, оказывается, не такая уж чепуха!"
И хотя он понимал, что серьезному ученому, физику, не к лицу такие взгляды, он испытывал не более чем легкое удивление, никоим образом не нарушавшее глубокого покоя, в котором он пребывал.
Он подумал: "За мной должны были прислать ангела".
Мало-помалу комната и люди расплылись, тьма обступила его, и лишь в отдалении что-то брезжило, угадывалась слабо светящаяся фигура последнее, за что цеплялось его меркнущее зрение.
Мистер Темплтон подумал: "Ну и дела! По-моему, я направляюсь на небеса".
Но вот и свет исчез... Во всей вселенной оставался лишь он один и тогда раздался Голос.
Голос сказал:
- Мне столько раз это удавалось, и тем не менее я не потерял способности радоваться очередному успеху.