Дружок примчался к нам, наконец, и сын мой прибежал следом за ним. Пес громко пыхтел. Он повернулся к нам хвостом. Задние ноги и хвост были облеплены такими зелеными колючками — детками какой-нибудь травы. Шерсть была мокрой в этих местах, потому что собака пыталась выбрать колючки ртом. Было странно, как она их чувствует. Бывает же, что что-нибудь запутается в твоих волосах. А ты об этом не узнаешь, пока не станешь расчесываться. Или пока кто-нибудь не скажет тебе…
Мы стали осторожно выбирать колючки из мокрой шерсти. Пес изворачивался и благодарно лизал нам лица.
— Похоже, как будто спишь, — сказал мой сынишка.
— Кто спит? — переспросила дочка.
— Я говорю, похоже, что все это снится.
— Ага, — ответила она. — А ну-ка, Димка ущипни меня.
— Зачем?
Танюшка, много читавшая, сказала:
— В книжках всегда так делают. Надо ущипнуть человека, и если он спит, то сразу же проснется.
Сын опасливо протянул руку и ущипнул ее повыше локотка.
Танюшка ойкнула.
— Ну, нет, это не сон! А теперь давай я ущипну тебя.
— Зачем? — снова спросил Димка.
— А вдруг ты спишь? — ответила Танюшка.
— Ну и пусть сплю, — сказал он. — Мне все равно. Если я сплю, пускай я буду спать.
— Но ты же ущипнул меня… — захныкала Танюшка. — Я разрешила тебе!
— А, может, я тебе не разрешаю… — пробурчал он и отодвинулся.
— Но так нечестно!
Слезы показались в ее глазах. Димка поднялся на четвереньки и стал отползать по холму в сторону, не сводя глаз с сестры.
— Ты, какой хитрый, ущипнул меня! Мне тоже, может, хочется щипаться! — Танька заплакала. — Мам, ну, скажи ему!
— Сейчас же перестань… — увещевала я ее. — Ты же сама его просила…
— А я не думала, что он такой… Что он потом не захочет, чтоб я дала сдачи…
Сын тоже громко плакал.
— Вы же не договаривались ни о чем… — я попыталась взять ее на руки.
— А это было само собой! Пусти!
Я не пускала ее.
— Ты несправедливая! — плакала дочка. — Ты его больше любишь!
— Вот еще… Я вас обоих люблю… — Танька мне не верила.
— Ты и сама его любишь… — говорила я. — Ты его очень любишь. Он твой братик… Ты же хотела, чтобы он родился…
— Нет, я его не люблю! Тоже мне брат! Рева-корова! — Танька на расстоянии показала Диме кулак.
От этого малютка взвизгнул и, плохо надеясь на мою защиту, бросился на четвереньках еще дальше, продолжая на ходу реветь.
— Ты девочка! — кричала ему Таня вслед — я держала ее за руки изо всех сил, чтобы она не кинулась в погоню. — Ты… знаешь, кто…
Она задумалась на миг, придумывая, как бы пообидней его назвать.
— Ты… Ты…
И тут же зачастила, как из пулемета:
— Плакса-клякса-размазня! Плакса-клякса-размазня!
Димка ревел.
— Ты старшая сестра! — пыталась я вразумить ее. — Ты должна защищать его, братишку! Всегда, по жизни… Вдруг меня не будет…
Оба они не слушали меня.
— Я хочу сон! — кричал сквозь слезы Димка. — Я не хочу проснуться! Пусть Танька не щипается! Пусть будет сон!
Таня из-за моей спины корчила ему рожи.
Я попыталась усадить дочку на траву. Она не поддавалась.
— Ты просто трус, понятно тебе, Димка? — кричала она на всю округу. — Ни у кого нет таких трусливых братьев! Такой трус даже во сне еще ни разу никому не снился! Я теперь точно поняла, что я не сплю!
— А я вот, может, сплю! — огрызнулся он издалека.
— Мам, а что он говорит, что спит… — еще громче заревела Танька.
И тут же она вдруг стихла, точно заряд в ней кончился. Был — и не стало. Танька обняла меня за шею и издала неопределенный звук — что-то вроде «Уфф!».
Это она всегда так — стоит ей понять, что я рассержена по-настоящему, и она сразу забывает о том, что ей хотелось больше всего еще секунду назад, и требует ее приголубить. Такая она, дочка.
Я обняла ее. Сын опасливо начал приближаться к нам. Он хорошо знает свою сестру и уже понял — гроза, скорей, всего, прошла.
Тут пес, до этого спокойно наблюдавший за нами, подпрыгнул и с громким лаем бросился наверх. Видать, теленка почуял. Дружок просто обожает играть с телятами — наверно, видит в них товарищей себе. Зато телята в нем товарища не видят, и им совсем не нравится, когда тяжелая Дружкова туша валится с разбегу им на спины — тоже мне, наездник — да еще с таким отчаянным, заливистым лаем — прямо в ухо… Теленок мог со страха отдать концы, да только Дружку было его страха не понять.
До нашего приезда собаку почти не спускали с цепи. Наверно, она понимает, что только теперь, вместе с нами, сможет насладиться свободой как следует. Нам скоро уезжать, она должна спешить!
Я тут же помчалась вслед за ней. Какая-то старуха вела теленка, поднимаясь с той стороны холма. Я успела схватить собаку за ошейник. Она рвалась к теленку.
— Не бойтесь, он очень добрый! — крикнула я старухе. — Его зовут Дружок! Он только играет с вашим теленком!
Я вдруг увидела себя со стороны. Женщина с развевающимися волосами, стоя на вершине холма, с трудом удерживает большую, рвущуюся вперед, собаку. Было красиво. «Действительно, как будто сон», — подумала я.
— А это сон, — сказала вдруг старуха.
— Что вы сказали? — спросила я.
— Сон, говорю, и есть, — отозвалась старуха. — Да не твой. Мальчик спит, и ему снится все, что ты видишь. Будто и он ребенок, и мамка еще жива…