—
Слава богу, явились не запылились, —
заговорил Жирков снисходительным, развязным тоном. — В управлении сидят не чешутся, ворон считают. А тут крыша прохудилась. Службу забыли, в команде недокомплект. Вот, ваше благородие, гляньте на это чучело, —
Жирков показал на унтера, и унтер, потупив глаза, отвернулся, —
как он, каналья, с карабином обращается? Дуло не чистит, затвор не маслит, придет «сицилист» с бомбой, он и пальнуть в него не сможет, с трех шагов не попадет.
—
А зачем социалисту сюда являться? —
осторожно осведомился Мышкин. —
Или много политических заключенных?
—
Да что вы, батенька, меня, старика, разыгрываете? —
обиделся Жирков. —Я
ж читал секретную инструкцию. Нынче вся Россия на политике помешалась. У меня есть способ, как супостатов распознавать. Как видишь человека — первым делом хватай за шиворот. Ежели он не ерепенится и ведет себя смирно, значит, благонадежный. Ежели начинает дергаться, истинный крест, революционер. Так что «сицилист» обязательно на выручку «товарищам»
явится. Бомбу метнет — потом дров не соберешь. Эх, батенька, служба наша тяжелей каторги! А штабные совсем ополоумели, с губернскими барышнями запарились.
—
Раз служба каторжная, почему не выйти в отставку? —
спросил Мышкин. —
Купите домик в деревне и собирайте грибы.
—
Рад бы, батюшка, да не положено. Кто арестантов будет караулить? Арестанта упустишь — так назавтра он тебя самого в острог посадит. И потом — пенсия. С пенсией в кармане к жулику Фокину в сторожа можно наняться. А грибки собирать нам и сейчас никто не мешает. Располагайтесь, ваше благородие, грибочки и водочка еще никому не вредили.
…Унтер, пританцовывая, щелкая пальцами, гримасничая и кривляясь, вел его на верхние этажи по скрипучим железным галереям. Керосиновые лампы светили, как лампадки под образами, в раскрытые форточки выглядывали люди, которых Мышкин когда-то где-то видел. Пожилой екатеринбургский телеграфист (его худое, аскетичное лицо желтело над лампой, как икона в рамке) проводил Мышкина строгим взглядом и бросил вслед:
—
Которые особняком держатся и водку не употребляют, известно, птица важная, на ревизию следуют.
Мерцали прерывистыми, ровными линиями нижние галереи, а сверху нависали новые этажи. Где же конец этим коридорам?
Унтер вдруг замер, прислушался, потом рывком распахнул дверь ближайшей камеры, а сам отскочил в сторону и залег, укрывши голову полами шинели.
—
Осторожней, ваше благородие, —
услышал Мышкин свистящий шепот, —
он бомбами кидается.