Сны снежноягодника. 10 мистических историй для холодных вечеров (сборник)

Они вышли из магазина и снова отправились к автомату с газировкой. Вариантов не было: Лида могла прийти только туда, на ту полную людей и машин площадь. Коля держал калейдоскоп перед собой, как будто тот был хрупким новорожденным. Отчасти так и было – вместе с ним родилась слабенькая надежда на то, что Лида его вспомнит.

Демьян почувствовал, что воздух вокруг как будто нагрелся и уплотнился, стал тяжелее проходить в легкие – плохой знак. Скоро придет пора уезжать, с Лидой или без.

Но на этот раз долго ждать не пришлось, девушка появилась практически сразу.

– Что ты тут делаешь опять? – сказала она сердито, как будто этот автомат был ее личным пространством. Впрочем, таковым был весь этот мир.

– Не сердись, – Коля на сей раз держался на расстоянии, – я тебе вот что смастерил. Посмотри.

Он протянул ей калейдоскоп. Она осторожно взяла его в руки, подняла на свет и заглянула внутрь: когда она вертела трубку, стекляшки внутри задорно побрякивали. Лида сперва заулыбалась, а потом и вовсе рассмеялась – простила, пожалуй. Давай, барышня, вспоминай.

– Да, это и правда забавно. Такие узоры, и как будто весь день разукрашивают. Ты это сам сделал, Коля?

– Сам… Лида, а ты ничего не вспомнила? Про меня, про нашу жизнь?

Девушка отняла калейдоскоп от лица и внимательно посмотрела на Колю. Она не вспомнила, хотя именно в этот миг, кажется, очень пыталась.

– Пойдешь со мной на поезд? – сделал отчаянную попытку Коля, – Я, конечно, не настаиваю, но мне бы этого очень хотелось.

Лида улыбнулась – тихо и снисходительно. Так готовятся отказать в лакомстве капризному ребенку.

– Я не хочу отсюда никуда уезжать. Спасибо за подарок. Я не знаю, куда ты меня зовешь, но мне туда не нужно. Береги себя, Коля. И не надо мне больше ничего приносить.

И она снова ушла, хотя и оставила калейдоскоп себе. Она шагала так плавно, словно плыла по воздуху, – что ж, в этом мире все возможно. Демьяну показалось, что она вот-вот растворится дымкой и канет в небытие, но она просто свернула за угол.

На Колю было жалко смотреть. На него как будто вылили ведро грязной болотной воды, только вот мокрым он не был. Зато все чувствовал.

– Остается только связать и затащить силой, – беспомощно развел он руками и сел на ступеньку то ли музея, то ли театра. Рядом по дороге проезжали машины, всё ехали, ехали, ехали… И куда только в этом мире можно торопиться? Это у них есть лишь «сейчас», у всех остальных-то «вечность»…

Демьян сел рядом с Колей. Нахмурился, отбил пальцами какой-то ритм по безразличному граниту. Должно быть что-то еще. Должно быть.

– Все не то, – сказал он, – чертополох твой, калейдоскоп этот, на коленке слепленный, – это не работает. Вспоминай другое. Сильное, яркое.

Коля вздохнул и в задумчивости пощипал себя за ухо. Другое…

– Ладно, отбросим все эти ваши сахарные облачка, на которых вы сидели, ножки свесив. Вспоминай плохое. Расставались, кто-то умер, кто-то кому-то изменил, наврал, предал. Не бывает так, чтобы шестьдесят лет прожить и хоть раз в кювет не съехать.

– Ну… было, конечно. Но это ведь плохое. Совсем же плохое. Дурная память. Этим не вернешь.

– Говори.

Коля снова пощипал себя за ухо, уставившись в одну точку. Пошевелил губами, как будто беззвучно считал проезжающие мимо машины. Наконец, заговорил:

– Лида ребенка потеряла. Мы оба потеряли. Она выкинула, пару месяцев не доносив.

Демьян оживился – это уже что-то! А то всё про цветочки. Вот где она, жизнь.

Коля продолжал:

– Говорят, горе объединяет. Может, у кого-то и так. А мы вот разбрелись по углам горевать, у каждого как бы своя беда вышла. Развелись. Несколько лет ни звонка, ни строчки.

– Так. И как вы помирились?

– Да случайность – меня машина сбила. Сильно так расшибла, всего переломала, непонятно, как я сразу не помер. Собирали меня тогда по кусочкам. А когда в больнице лежал – ни сесть, ни встать, – она вдруг в палату вошла. Говорит, что-то вдруг в груди заныло, закололо, тревожно стало. И как будто сердце ее ко мне привело. Ну и стала меня выхаживать: с ложечки кормила, при ней я ходить учился. Больное было время – больное, плохое, поломанное. Так нечего об этом и вспоминать.

Вот же зараза!

Демьян звонко хлопнул себя по коленке и поднялся, довольный:

– Отлично же! Идеально! Давай, вставай.

Коля недоуменно на него поглядел, но повиновался. А что ему оставалось? Повеселевший проводник взял его за плечи, посмотрел в глаза и улыбнулся:

– Рад бы еще поболтать, да времени нет. Без обид.

Он крепко схватил его, приподнял и с силой швырнул на дорогу, прямо под колеса проезжавшему автомобилю.

Бах!

Водитель и не пытался затормозить и после удара проехал дальше как ни в чем не бывало. Колю отбросило далеко на тротуар. Он неестественно распластался, кровь хлынула у него из носа, из ссадины на голове. Кажется, ребро сломалось и проткнуло внутри что-то важное. Зрелище не из приятных.

Над площадью пронесся Колин крик – острый как бритва. Боль он чувствовал так же, как и в жизни. А может, это память подсказала ему, как было в тот раз? Он все орал и выл, крик прерывался кашлем, и было видно, как из его рта вылетают капли крови.