Сны Сципиона

Итак, возглавил осаду Капуи Аппий Клавдий. Его дочь была замужем за Калавием, как я уже писал, и потому Аппий слал в Рим, в сенат, чуть ли не ежедневно слезные просьбы обойтись помягче с несчастным городом. Что касается пройдохи Калавия, то в Капуе его именовали «медике тутикус», что на оскском языке означает «общественный судья». Был он не только верховным судьей, но и верховным жрецом, главнокомандующим, ведал внешними сношениями и сооружением общественных зданий, то есть фактически правил городом, избираясь на годичную должность раз за разом без перерыва. Он не только умудрился вторым браком породниться с патрициями Клавдиями, но и старшую дочь от первого брака выдал за Марка Ливия Салинотора. Правда, Ливия окружала слава весьма сомнительная: его собирались отдать под суд за растрату военной добычи, но началась война с Ганнибалом, и до мелких дрязг стало уже недосуг. Калавий навострился вертеть местным сенатом так, что каждый член городского совета ел у него с руки. Хитростью этот человек мог тягаться, кажется, с самим Ганнибалом — только ограничивался он пределами своего полиса, не мечтая увидеть у ног целый мир. Калавий манипулировал здешней знатью и чернью, стравливая их друг с другом и примиряя, устраивал денежные дела Аппия и других обедневших аристократов Рима, убеждал, интриговал, обманывал и произносил пламенные речи. Не ступи он на путь предательства, такой человек был бы весьма полезен Риму. Старинный патрицианский род Клавдиев в то время уже не мог похвастаться богатством по причине многочисленности родни и мотовства многих мужчин и женщин из этого рода.

Год 542[56] от основания Рима был тяжким. Не таким тяжким, как год, когда мы навсегда запомнили название маленького поселения Канны на берегу неприметной реки. Но мы опять теряли — легионы и своих военачальников. После успеха в битве у Беневента, когда Тиберий Семпроний Гракх разгромил Ганнона и даровал своим легионерам-рабам свободу, сам он погиб почти нелепо (или героически?), угодив в ловушку с отрядом телохранителей, а бывшие рабы разбежались, решив, что после смерти патрона вольны делать то, что и любой вольноотпущенник — то есть жить своим умом, ни на кого не надеясь и никому не обязываясь. Несколько месяцев спустя, уже после моего эдилитета, меня с отрядом конницы направили собирать беглецов. Если бы подобное сотворили люди, рожденные свободными, то любой консул отдал бы приказ провести децимацию, а далее отправил бы негодяев воевать в самое трудное место — лучше всего штурмовать врата Аида — или на крайний случай — Карфаген, чтобы там сгинули. Но рабы не понимали толком, что такого дерзкого они совершили: их патрон, в верности которому они клялись и который так щедро даровал каждому из них свободу, с которым они пировали за праздничным столом после успеха, умер. И это означает, что действие клятв и присяг почило вместе с его смертью.

Я сначала приказал выпороть беглецов, а потом, собрав их и глядя в их унылые искаженные гримасами боли лица, принялся втолковывать, что теперь они — граждане Республики, обязаны биться за нее не только потому, что дали клятву верности своему патрону. Я повторял это раз за разом, но, похоже, они не разумели смысла в моих словах. Они терли глаза, фальшиво кивали и больше всего боялись, что я покараю смертью за их проступок. Потом этими парнями разбавили только что сформированный легион, и шестнадцатилетние мальчишки отправились сражаться рядом с бывшими рабами. Несколько Гракховых солдат, ныне граждан Рима, позже попали ко мне в ту армию, что я повел в Испанию. Они заматерели, покрылись шрамами, но мне всегда казалось, что выстраиваясь в шеренги, они невольно искали глазами погибшего Гракха, как я невольно видел в толпе на форуме то профиль, то плечи своего павшего в Испании отца.

* * *

С Капуей решили разделаться еще в том, не слишком счастливом для нас 542 году от Основания Города. Но первая осада города-изменника закончилась неудачей. Ганнибал отогнал наши армии от стен Капуи, как медведь отгоняет волков от лакомой добычи. Флакк отошел к Кумам, Аппий Клавдий со второй армией — в Луканию. Ганнибал двинулся за ним следом, но Аппий ускользнул от сражения и вернулся к Капуе другой дорогой. Пока Ганнибал воевал в Лукании (опять успешно, громя наших преторов и необученных новобранцев), под стены Капуи снова вернулся Флакк. Так хищник возвращается к истекающей кровью раненой лани. Римляне с рвением принялись за земляные работы, окружая город рвом и валом, — уж что-что, а строить укрепления мы умели. Позаботились и о защите собственных позиций. Капуанцы пытались делать вылазки, но безуспешно — против них стала выезжать наша конница, у каждого всадника за спиной посажен был шустрый велит, как мы делали это на берегах Пада. В нужный момент легкие пехотинцы соскакивали на землю и забрасывали капуанцев дротиками, раня людей и лошадей. Поначалу в богатом городе всего было вдосталь — и еды, и оружия. Но на второй год осады люди начали голодать. Потому поджидали Ганнибала в следующее лето как избавителя.