Ещё одна ловушка возникает в форме «духовного избегания»; этот термин был предложен психологом Джоном Уэлвудом для описания «использования духовных идей или практики для избегания или преждевременного превосхождения относительных человеческих потребностей, личных сложностей и задач развития». По словам Уэлвуда, духовное избегание может проявляться как стерильный «односторонний трансцендентализм», как духовность, оторванная от шероховатостей относительной реальности. Этот близкий враг может придерживаться исключительно абсолютистского видения, пренебрегая относительной истиной, используя «пустотность для обесценивания формы и единство для унижения индивидуальности»[53]
. Иными словами, духовное избегание порождает эскапизм.Духовность почти по определению контрастирует с материальностью, однако этот контраст легко превращается в близкого врага противопоставления. Дух противопоставляется материи. Мы часто ассоциируем страдания с миром форм, и поэтому многие люди вступают на духовный путь в надежде сбежать. Они хотят убежать от страданий, но поскольку склеивают страдания с формой, им приходится убегать от мира форм. Они вступают в явное или скрытое противостояние с физическим миром.
Отречение от материализма – хорошая штука, но близкий враг отречения – это отказ от всего материального или его радикальное отвержение. Опять же, форма не является проблемой. Проблемой является неправильное отношение к форме. Проблема – это восприятие формы как плотной, устойчивой и независимой. Пустотность и учения об иллюзорной форме предназначены для того, чтобы помочь нам правильно видеть формы, то есть заглянуть вглубь них, а затем начать видеть сквозь них, вместо того чтобы презрительно смотреть мимо них.
Как мы уже видели, буддийская медитация делает акцент на важности правильного воззрения, которое в данном случае означает выход за пределы относительного воззрения при одновременном его включении. Здесь мы видим, что наличие лишь абсолютного воззрения (пустотности) представляет проблему. Вместо того чтобы посмотреть в глаза относительной реальности форм, исключительно абсолютистское воззрение пренебрежительно отворачивается от относительной реальности[54]
. Так духовность становится привилегией, чем-то элитным, презрительно относящимся к мирским заботам. Это эскапизм.Абсолютное хромает без относительного, а хромая, мы не доберёмся туда, куда хотим попасть. Относительное слепо без абсолютного – мы понятия не имеем, куда идём. Действительно пробудиться значит превзойти относительный мир форм, одновременно принимая его. Мы пробуждаемся в абсолютном воззрении пустотности, но делаем резкий разворот на 180° и вновь пробуждаемся в мире форм. Тантрический будда Гуру Ринпоче сказал: «Ваше воззрение должно быть обширным, как небо, но поведение должно быть тщательным и скрупулёзным, как ячменная мука мельчайшего помола».
Это принятие как возвышенного, так и мирского контрастирует с ещё одной ловушкой – с
Буддизм – это нетеистическая традиция, которая не верит в небеса или Бога, а значит, казалось бы, избегает этой ловушки[55]
. Но так ли это? Лакмусовой бумажкой может служить вопрос о том, может ли буддизм конструктивно подойти к климатическому кризису. На это учёный и специалист по дзен Дэвид Лой отвечает: «Это зависит от того, как мы понимаем отношения между сансарой и нирваной». Что такое нирвана – другая реальность или просто другой способ переживания сансары? Выражаясь в наших терминах, что такое пустотность – другая реальность или просто более зрелый способ переживания форм? Лой продолжает: «Если нирвана – место или состояние, превосходящее этот мир, то это разновидность космологической двойственности». Опасность этого воззрения в том, что «если ничего не реально, то ничего не важно. Видение иллюзорности всего препятствует участию в социальной жизни или вопросах экологии. Зачем напрягаться?.. Важный момент здесь в том, что „цепляние за пустотность“ может действовать так же, как космологическая двойственность: и то и другое обесценивает этот мир и его проблемы». Здесь, как указывает Лой, действует близкий враг пустотности: «Видеть этот мир как иллюзию значит пребывать в пустотности, оторванной от его форм, так что прекращение страданий подразумевает непривязанность к судьбе существ вместо непривязанности к собственному эго»[56].