Обострившийся слух позволил юноше различить сдавленный крик; тут же вернулась старуха, держа в руках что-то маленькое и бесформенное, и протянула свою ношу Джилмену, словно приказывая помочь ей. Стоило юноше взглянуть на то, что ему протянули, и увидеть личико ребенка, как сковывавшие его чары мгновенно спали. Все еще не владея своим голосом, он, однако, нашел в себе силы бежать и стремительно бросился вниз по скрипучей лестнице. На улице ему опять пришлось ступить в отвратительную глубокую грязь — но тут его остановил поджидавший у входа Черный Человек: он преградил путь и крепко схватил юношу за плечи. Теряя сознание, Джилмен услыхал слабое, но пронзительное хихиканье клыкастого крысоподобного чудовища.
Проснувшись утром 29 апреля, Джилмен почти физически ощутил, как погружается в настоящую пучину ужаса. Едва открыв глаза, он понял, что произошло нечто невероятное, потому что очнулся он в своей старой комнате в мансарде, где потолок и северная стена сходились под необычным углом; Джилмен лежал на нерасправленной постели. Почему-то болело горло; с трудом поднявшись, он испуганно уставился себе на ноги: ступни и обшлага пижамных брюк были покрыты засохшей черной грязью. В ту минуту он еще не мог вспомнить во всех подробностях сновидения прошедшей ночи, но в одном сомнений быть не могло: он опять ходил во сне. Элвуд, как видно, крепко спал и не мог ни услышать его, ни остановить. Пол был покрыт множеством грязных следов — странно, что они не доходили до двери. Чем дольше смотрел Джилмен на эти следы, тем больше они его поражали. Помимо своих собственных следов он обнаружил на полу более мелкие, почти круглые отпечатки — можно было бы подумать, что они оставлены ножками большого кресла или стола, если бы преобладающая их часть не оказалась как бы разделенной пополам. Кроме них на полу имелись грязные следы крысиных лапок, ведущие в комнату из свежей дыры в стене и обратно. Полное замешательство и ужас от мысли, что он сходит с ума, охватили Джилмена, когда, с трудом доковыляв до двери и открыв ее, он взглянул на небольшой холл и лестницу, ведшую вниз, — там не было ни одного следа. Чем подробнее вспоминал юноша свой отвратительный сон, тем больший страх охватывал его; к этому чувству примешивалось ужасное уныние, почти отчаяние, которое навевали заунывные причитания Джо Мазуревича, раздававшиеся двумя этажами ниже.
Спустившись к Элвуду, Джилмен разбудил его, чтобы рассказать о происшедшем; выслушав, тот не мог, однако, найти этому разумного объяснения. Где был Джилмен этой ночью, как он добрался до своей кровати, не оставив следов внутри дома, каким образом в его комнате оказались грязные отпечатки ножек кресла или стола — ни на один из этих вопросов не было ответа. А эти темные лиловатые следы на горле? Можно подумать, что Джилмен пытался задушить себя собственными руками. Он приложил руки к синякам — нет, размеры совершенно не совпадали. Во время беседы заглянул Дероше: он хотел сообщить, что незадолго до рассвета наверху был слышен ужасный стук. Нет, после полуночи по лестнице никто не поднимался, а вот до полуночи он, кажется, слышал чьи-то тихие осторожные шаги в мансарде и на лестнице; они ему страшно не понравились. В Аркхеме, говорил Дероше, наступает очень неспокойное время. Так что молодому джентльмену лучше бы все-таки надеть крестик, который ему дал Джо Мазуревич. Даже днем становится небезопасно: вчера, только стемнело, в доме раздавались странные звуки, включая что-то вроде детского плача, внезапно оборвавшегося.
Джилмен отправился на занятия, однако в то утро он был не способен сосредоточиться на учебе. Мрачные предчувствия окончательно завладели юношей; казалось, он ждет какого-то нового сокрушительного удара судьбы. В полдень Джилмен завтракал в университетской столовой; ожидая десерта, он машинально подобрал с соседнего стула оставленную кем-то местную газету и стал ее просматривать… Джилмен так и не дождался своего десерта — то, что он прочитал в одной из заметок на первой странице, разом лишило его сил и заставило внутренне окаменеть. Словно в тумане, юноша расплатился и поплелся к Элвуду.