Сны в Ведьмином доме

Сверяясь с картой юного бакалейщика и прикидывая маршрут, вместо Стейт-стрит я выбрал для возвращения к Таун-сквер еще не пройденную мною прежде Марш-стрит. Ближе к повороту на Фолл-стрит стали попадаться рассеянные там и сям группки скрытных шептунов, и, достигнув наконец площади, я увидел, что почти все бездельники, слонявшиеся прежде по тротуарам, собрались теперь у дверей «Гилмэн-хаус». Когда я забирал из холла отеля свой саквояж, казалось, что все это множество выпученных, водянистых, странно немигающих глаз уставилось на меня. Оставалось только надеяться, что ни одно из этих неприятных созданий не окажется моим попутчиком до Аркхема. Автобус раньше времени, ибо восьми еще не было, пригромыхал с тремя пассажирами, и угрюмый парень пробормотал с тротуара несколько неразборчивых слов водителю. Сарджент вынес почтовую сумку и пачку газет и удалился в отель; тем временем пассажиры — те самые несколько человек, которых я видел утром прибывшими в Ныоберипорт, — неуклюже выволоклись из автобуса и перебросились парой тихих гортанных слов с одним из торчащих тут же бездельников, причем язык, на котором эти слова прозвучали, был явно не английским. Зайдя в пустой салон, я занял то же место, что и по дороге сюда, но едва успел усесться, как возвратился Сарджент и мерзким хриплым голосом сообщил неприятные для меня новости. Судя по всему, мне здорово не повезло. Что-то плохое приключилось с мотором, хотя транспорт без опоздания доехал сюда от Ньюберипорта. Нет, это нельзя исправить до ночи, и нет никакого другого способа добраться из Инсмута до Аркхема или еще какого-нибудь соседнего городка. Сарджент извинился и посоветовал мне остановиться на ночь в «Гилмэне». Вероятно, клерк отеля сделает для меня скидку, но другого все равно ничего не придумать. Ошеломленный внезапным препятствием и безумно страшась перспективы провести ночь в этом разлагающемся и практически не освещенном городе, я вышел из автобуса и направился в вестибюль отеля, где угрюмый, сомнительного вида гостиничный клерк предложил мне 428-й номер — на предпоследнем этаже и без водопровода — за один доллар.

Невзирая на то что я слышал об этом отеле в Ньюберипорте, я заполнил карточку, заплатил доллар, позволил клерку взять мой саквояж и проследовал за этим кислым, единственным здешним служителем по трем пролетам скрипящей лестницы и пыльному пустому коридору. Мой номер, мрачная комната с убогой и дешевой обстановкой, двумя окнами выходил в темный, грязный двор, стиснутый внизу соседними кирпичными корпусами, а над всем этим в западном направлении открывался вид на дряхлые крыши и болотистую местность за городом. Ванная комната была в конце коридора — обескураживающая реликвия с древним мраморным унитазом, жестяной ванной, тусклой электрической лампочкой и заплесневелыми деревянными панелями, прикрывающими водопроводные трубы.

Свет дня еще не померк; я вышел на площадь в поисках места, где бы поужинать, и тотчас заметил, что на меня исподтишка поглядывают все эти явно ненормальные бездельники. Поскольку бакалея уже закрылась, пришлось обратиться к услугам ресторана, который я днем обошел стороной из чувства брезгливости. Обслуживали клиентов двое — заторможенный узкоголовый тип с пристальными, немигающими глазами и плосконосая девица с невероятно толстыми, неуклюжими руками. Исключительно прилавочного типа сервис облегчил мне выбор, поскольку вся пища здесь приготовлялась в основном из банок и пакетов. Удовольствовавшись тарелкой консервированного овощного супа и крекерами, я вскоре возвратился в «Гилмэн-хаус», взял у малосимпатичного портье, расслабленно стоявшего за конторкой, вечернюю газету и засиженный мухами журнал и поднялся в свой неприветливый номер.

Когда сгустились сумерки, я зажег тусклую лампочку над изголовьем дешевой железной кровати и постарался устроиться поуютнее, чтобы продолжить начатое чтение. Я чувствовал, что целесообразнее отвлечь разум чем-то нейтральным, ибо вряд ли стоило размышлять над уродством этого старого, умопомраченного города, в то время как я все еще нахожусь в его пределах. Безумный анекдот, рассказанный старым пьянчужкой, вряд ли мог навеять приятные сновидения, и я старался не вызывать в памяти образ его диких водянистых глаз.