Читаем Сны во сне и наяву полностью

И тут-то неожиданно оказалось, что давнишний знакомец Баринова приходится Алину родным дядькой по матери. «Это что же, – не смог удержаться от вопроса Баринов, – семейное, что ли? Дядька – „травник“, племянник – лозоходец?» И осторожно осведомился – а нет ли в семье еще кого-нибудь с необычными способностями?.. Вторая неожиданность его ожидала, когда оказалось, что травами Коровников занимается постольку поскольку, основной же его профиль – целительство, причем мануальное. «Ну, ребята, – не удержался от возгласа Баринов, – не зря говорят, что на ловца и зверь бежит!» Коровников ему был симпатичен с первой встречи в горах, и симпатия, к счастью, оказалась взаимной.

Секрета из своей целительной практики Коровников не делал, и к Баринову сразу проникся уважением, граничащим с почтением. Хотя, как оказалось, у него имелся печальный опыт общения с людьми науки. «Я к ним с открытой душой, да только ничегошеньки эти доктора с кандидатами не поняли. И – с потрохами сдали меня прокуратуре». Этот негативный опыт он приобрел еще в шестидесятых, когда только-только почувствовал и понял свои способности, и попытался применить их на практике. О тех временах он вспоминал неохотно, и на одну доску ставил ученых, милицию, важных и не очень «шишек» из горздрава, а также соседей-«доброжелателей»… А вот для Баринова сделал исключение.

В теперешней практике Коровников никогда не соглашался лечить детей, только и исключительно взрослых. В приеме никому не отказывал, но за лечение принимался только будучи уверенным в стопроцентном результате. Малейшее колебание, сомнение трактовал в свою пользу, и тогда уж без обиняков заявлял – идите, мол, в больницу, а если не хотите к врачу, так к другому целителю. И страшно не любил, когда его называли «знахарем» или «лекарем». «Я – целитель, – гордо заявлял Коровников. – Лекари – вон, в больницах. Я людей исцеляю, а знахарством отродясь не занимался».

Исцелял он голыми руками, в необходимых случаях не чурался достижений медицины – использовал различные мази и притирания, асептики, бинты, вату. Но странным образом как бы зациклился лишь на наружных средствах. Таблетки, микстуры, порошки, тем более инъекции – не то чтобы не признавал, а категорически из своей практики выбросил. Хотя и был профессиональным медиком, дипломированным фельдшером, и на пенсию ушел с должности заведующего фельдшерско-акушерским пунктом в каком-то далеком заполярном поселке.

При малейших намеках на инфекцию он сразу и категорически отсылал пациентов в поликлинику. Ему вполне хватало последствий травм – переломов и ушибов, гематом, вывихов и растяжений, а также бронхитов, зубной боли, астмы… да мало ли по каким причинам можно было к нему обратиться и получить помощь.

Причем вполне реальную, Баринов убедился на собственном опыте. Давным-давно, в самые первые годы в Киргизии, он, катаясь на лыжах, упал, ушиб правое колено. Принцип – «Врачу: исцелись сам!» – помог мало. То ли не долечился, то ли еще что, однако на погоду нога в суставе начинала ныть, тянуть, словом, беспокоить.

И однажды, когда Коровников явился в лабораторию на очередную запись биотоков, то, сидя в кабинете Баринова, на правах старого знакомого осторожно заметил, а не сможет ли он, Коровников, чем-нибудь помочь Павлу Филипповичу? Баринов удивился. Он никогда не упоминал о травме, а тут как раз второй день испытывал дискомфорт в колене – атмосферное давление менялось, из Казахстана пришел обширный антициклон. Согласился он охотно – скорее из любопытства, чем из желания избавиться от неприятных ощущений, веря и не веря, но – «испытано на себе!»

Коровников легко, одними кончиками пальцев прощупал сустав, согнул-разогнул его несколько раз. Потом мягкими, плавными движениями прошелся по всей ноге – от бедра до щиколотки – словно массируя и поглаживая, на этот раз ладонями: вверх, вниз, снова вверх…

Субъективно в мышцах чувствовалась слабая волна тепла, однако Баринов был склонен относить это ощущение за счет самовнушения, а более ничего он заметить не смог.

Процедура заняла минут пятнадцать, на следующий вечер повторилась. «Эх, Павел Филиппович, раньше надо было бы, – посетовал Коровников. – А так – запустили вы коленку-то. Придется третьим сеансом закрепить»… И надо отдать должное, который год колено перестало беспокоить – ни на погоду, ни просто так, без причины. Только привычка осталась – при сильной усталости чуть приволакивать ногу.

Травами, что собирал, Коровников практически пользовал всех пациентов. Советовал и приписывал различные сборы – традиционные, проверенные, что и в аптеках продаются, но какие-то придумывал и составлял сам. Набор трав был всем вполне понятен и немудрящ: душица и зверобой, солодка и чистотел, чабрец и девясил, валерьяна и мята, шалфей и алтей и еще десятка три-четыре других растительных средств – шиповник, ромашка, липовый цвет, анис, пижма…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза