Сны за полночь

Марго, заинтригованная услышанным, заглянула на кухню, как раз в тот момент, когда на мерцающем экране диктора сменил высокий, молодой седовласый мужчина с печальными глазами.

– Прошу, верните этот папирус, – обратился в камеру усталым голосом седой собеседник диктора. – Он представляет ценность для всего человечества, эту поистине неоценимую рукопись мы получили в прошлом квартале, и не все письмена ещё удалось расшифровать. Папирус был завёрнут в ткань, в которой и был обнаружен. Взываю к разуму и совести того человека, что совершил этот весьма необдуманный поступок.

Марго стало жаль этого обесцвеченного волнениями мужчину, который так дорожил крупицей прошлого и стыдно от того, что она вчера не пошла сразу в полицию.

– Скажите, что было написано на этом папирусе? Зрителям будет интересно узнать, а возможно это поможет быстрее найти пропажу. – Диктор вновь мелькнул на экране.

– Там было пожелание вечной жизни фараону Имтимтеху, восьмому по счёту из первой династии и предупреждение каждому смертному, кто осмелится посягнуть на папирус.

– Это проклятие? – иронично и как-то пренебрежительно осведомился диктор.

– В своём роде, да. Но это необычное предупреждение, – голос седого мужчины задрожал в зловеще-торжественных тонах. – Всякого, кто покусится на папирус в корыстных целях, начнёт преследовать дух мести, пока ночь не сомкнёт свои длани на горле несчастного и не закроет ему глаза навеки вечные. Это вольная интерпретация текста. Подробнее мы не успели поработать над переводом.

Звук телевизора затих и вернулся в прежний режим, картинка телевизора сменилась другим репортажем, а Марго была уже в комнате и с недоверием и опаской смотрела на сухой папирус, зловеще лежавший на неубранной кровати.

«Чушь какая! Проклятие! Пережитки суеверий и не более того. Тем паче, что я не в Египте и всё это было давно и неправда. Я же дотронулась, держала его в руках и ничего. Пустяки. Посмотрю, что там и отвезу в музей на радость тому грустному седовласу».

Девушка бережно взяла хрупкий свиток и медленно, боясь навредить старинному письму, развернула папирус, направив солнечный свет на загадочные письмена. Иероглифы поражали изяществом и утонченностью линий, эти изображения, нанесённые так давно, что и не верилось, лежали на ладонях той, чья жизнь до вчерашнего дня текла по запрограммированному расписанию, не ведая ничего экстра неординарного и не предвидя никаких значительных изменений. Но вот оно, то самое, чего обычно не ожидаешь и к чему совершенно не была подготовлена. Пальцы Марго благоговейно прошлись по поверхности письма и, замкнувшись на растрескавшихся краях, невольно ласкали шершавую поверхность.

Но сила стала уходить из её рук, ослабляя хватку, папирус выпал и приземлился на кровать, а вслед за ним осела девушка, теряя последние остатки реальности. Когда голова коснулась одеяла, глубокий сон завладел целиком ею, она так и уснула, поперёк кровати, уткнувшись лицом в цветочный хлопок, а рядом лежал развёрнутый свиток.

***

Еле-еле удалось Марго разомкнуть веки и покинуть чреду странных, вязких и мрачных снов. В комнате было темно и тихо, сквозь зашторенные занавески теперь вместо солнца прорывался свет уличных фонарей. С трудом повернув затекшую шею в сторону круглых настенных часов с римскими цифрами, девушка обнаружила, что стрелки уже отсекли день её жизни и шагали в глубокую ночь. Было без пяти минут одиннадцать.

«Как такое могло произойти? Я же выспалась и чувствовала себя превосходно. Как я могла проспать более двенадцати часов?!».

В сумрачных тенях ночной комнаты, глаза выхватили роковой папирус, так никуда и не исчезнувший, а преспокойно лежавший совсем близко от лица Марго. Она шарахнулась от него, как от чумного и свалилась с кровати, болезненно ударившись локтем.

Смутно она вспомнила, что ей снились сумбурные и непохожие друг на друга сны, как короткометражки в кино, только по ним, как по ткани шла одна невидимая нить – призрачный голос, который вгонял в панику и парализовал девушку словами: «Скоро», «Возмездие» и «Не уйти». Да-да, что-то типа того. И произносилось это в навязчивой последовательности и с различной интонацией, то шипящим шёпотком, так похожим на тот, что она слышала в музее, то громогласным басом, удесятерённым и взрывающим стены сознания. Что за чертовщина?

Уже поздно идти в полицию и тем более в музей. Значит, завтра утром, не откладывая в долгий ящик, она отправится в музей и избавится наконец-то от этой реликвии, столь скверно повлиявшей на её нервы и долгожданные выходные. Но прежде, хоть было и поздновато, хотелось выпить горячего кофе и подкрепиться, голод нарастал семимильными шагами.