Читаем Сны золотые полностью

меня все-таки есть. И страшно, не побоюсь сказать, что страшно. Если заметут по такому делу, по такой статье, за совершение развратных действий с малолетними, с пацанами, то мне

оттуда уже не вылезти. Не будут смотреть, что я ни сном ни духом, что попал туда случайно, за

кайфом пришел. Не станут разбираться: если у человека, то есть у меня, уже две судимости, то

дальше идет автоматом, такой срок дадут, что до конца жизни...

Попали мы в это дело с корешем моим - он сейчас в дурдоме - как обычно все попадают. Во

всех дворах есть пацаны постарше, помладше. Были и в нашем дворе двое, которые уже

сделали по ходке в зону. В малолетку, само собой, но все равно - люди в авторитете. Да в

любом случае для пятнадцатилетнего оглоеда восемнадцатилетний, упакованный парень

будет авторитетом. А они дружили уже совсем со взрослыми, с крупняками.

Ну давали они нам раз-другой пыхнуть «дурью», то есть анаши подкурить. Кореш мой с нее

балдел слегка, а мне она как-то сразу не пошла. Сейчас-то я могу и с нее немного прибалдеть, для начала, а тогда, помню, ни в какую. А сказать-то нельзя, засмеют. А не скроешь, наверно, у

меня все на лице было написано. Вот один из парней и спрашивает: что, не нравится? Да, говорю, что-то не в кайф. А он мне: давай тогда ширнемся, ты уже большой, а «дурь» - она

только для малолеток и для плановых.

Конечно, я был польщен. Мы знали, что старшие ширяются, но у нас ничего не было, а

просить боялись. А тут сами предлагают. Как я сейчас знаю, тогда они вкололи нам мульку , раствор на основе эфедрина. Это не секрет, не рецепт, это всем давно известно. И мне такой

кайф сразу лег на душу. А дальше - больше. Дали попробовать более сложный наркотик, тоже из химии, первинтин называется, а по-нашему - винт. Он сильно на психику давит, от

него в любой момент может крыша поехать. Я лично спать при винте не могу: только дремлю

слегка, и голова постоянно в одну сторону повернута: где еще взять?

Винт бывает разный. Допустим, под базар или под метлу, то есть под разговор, а по-нашему

базар . На хате, когда винт все уколют, гул стоит: все друг друга перекрикивают, каждый

про свое рассказывает, хвалится, хохочет. В общем, цирк.

Есть винт, который действует, словно конский возбудитель. Любой винт на это дело сильно

влияет, но есть такой, который особенно. Есть винт деловой : сразу начинаешь планы строить, как банк взять, как сорвать кассу, как следы замести, как развернуть капитал, короче, умнее

тебя нет никого на свете. Все дураки, а менты - особенно.

Есть винт, который называется «камикадзе». После него чувствуешь себя так, что готов

сквозь стену пройти, дом своротить. Все мышцы набухают кровью, в тебе кипит столько сил, что ты способен в одиночку расправиться с любой толпой. Скажут тебе: «Фас!» - и ты

бросишься на любого и загрызешь насмерть. Но ведь раз такое дело, могут и послать на что

угодно. Вот в чем суть.

Нас, пацанов, никого грызть, конечно, не посылали. Но потихоньку подводили к угону

машины. Как обычно говорят: да вы че, пацаны, да все будет путем, пригоните на такую-то

улицу и бросите, а дальше не ваше дело, мы вас знать не знаем и видеть не видели. Но в свое

время получите хорошие бабки! Ну мы и ввязались. Страха не было, ничего мы не боялись. И

от храбрости, наверно, врезались в столб. В общем, повязали нас - в малолетку на два года

загремели.

А там, в малолетке, я заболел, с желудком что-то случилось. И попал в санчасть. Очень мне

там понравилось: белую булку с маслом давали. Со мной рядом лежал один пацан, с виду

неприметный, но, как оказалось, очень ушлый. Ему прописали какую-то медицинскую мазь, из которой он там, в санчасти, ухитрился добыть эфедрин и сделать мульку! А для того, чтобы

ширнуться, у него была игла и припрятана трубка от капельницы.

Мы с ним сошлись, как там говорят - скентовались. Дальше - больше, приспособились мы

там варить винт. В каждой зоне есть школа, в каждой школе - химкабинет. Все ключи - у

дневального. Дневальный выносит нам реактивы, какие надо, и мы варим.

Так отсидел я два года. Только хуже стало - получилось, что на зоне я еще плотнее сел на иглу.

Через год после отсидки женился. Нашлась одна девушка, поверила, сошлись мы с ней. А раз

женатый - уже по-другому смотришь на все. То надо, се, пятое и десятое. А ты - голяк

голяком, ничего у тебя за душой нет, кроме матери. А она ничем тебе помочь не может, в

смысле денег. Короче, решил я наверстать упущенное, сразу стать богатым, чтобы выглядеть

не хуже других. Пошел на кражу. И попался. Кража-то пустяковая, но дали крупно, пять лет, учитывая, что уже есть судимость.

Весь срок я не отбыл, но отсидел много. Разные наркотики перепробовал и все равно

остановился на винте . Я уже привык к нему, он дешевле был, да и важно то, что я сам умел

варить. А то, что от него человек довольно быстро идиотом становится, я знал, но не думал. В

голову не брал. Там одна мысль была, в голове: достать, добыть. Где брали? Ну в зоне, тем

более во взрослой зоне, тысячи путей и тысячи поставщиков. А что касается винта, то путь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное