Со многими неизвестными. Угол белой стены

— А что мне сидеть? Делов у меня по горло, чтобы рассиживаться. Да еще в милиции. Возьму сейчас да и пойду! И не остановишь…

Успокоилась она не скоро. А когда наконец поняла, зачем ее вызвали, негодование сменилось острым любопытством.

— А мой-то паспорт тоже нашли или только его?

— Пока только вашего мужа, — ответил Сергей, совершенно непроизвольно вздохнув. — Не помните, где у вас их украли?

— Погоди, погоди, — возразила старуха, напряженно что-то соображая. — Значит, так. Половину штрафа вернуть придется.

— То есть как? — не понял Сергей.

— А так. По десять рублей с меня взяли за потерю? Взяли. А он нашелся! — Она торжествующе оглядела обоих мужчин. — А второй найдется, и вторую десятку вернете. Беспременно. Закона такого нету, чтобы, значит, брать штраф, раз нашлось. Я жаловаться буду. Я куда хошь пойду! Меня…

— Стой, мать, стой. Эк тебя несет, ей-богу! — досадливо воскликнул Сергей. — Да скажи ты мне, где у тебя их украли?

— Где украли? В продовольственном украли, в мясном отделе. Серафима с нашего дома без очереди полезла, ну я шуметь начала, а она давай…

— Погоди, мать. А кто украл, не заметила?

— Да если бы я заметила, разве он, окаянный, ушел бы? Да я бы его…

— А почему он? Может, она?

— Не-е. Один только мужик среди нас терся. Он и есть.

— А какой из себя?

— Да нешто я на него смотрела? Я на Серафиму смотрела, она же, как танк, лезла. Ее нешто остановишь?

— Ну, и как он вытащил-то их?

— А вот так и вытащил. Бритвой сумочку внизу — чик! Как он меня-то еще не полоснул, окаянный. Когда я крик подняла, он уже у двери был.

— Худой такой?

— Какой худой! Здоровущий. Бык племенной, одним словом. И морда, между прочим, в прыщах. Тьфу!

— А если покажем, узнаете?

— Да я ему все глаза выцарапаю! Ты не гляди, что я такая скромная. Система у меня ужас какая нервная.

Выпроводить старуху и при этом остаться еще с нею в наилучших отношениях стоило немало трудов. Когда она наконец ушла, Сергей, отдуваясь, сказал Храмову:

— Фу! Легче десять жуликов допросить, чем с одной такой беседовать. Но, кажется, опять ваш этот Коклюшный обрисовывается, а?

— Так точно. Сенька.

— На свободе гуляет?

— Так точно. Пока гуляет.

— Потолковать бы с ним. Кому это он краденые паспорта сплавляет?

— Возможности пока нет. Из города скрылся.

«Ишь, служака, — подумал Сергей. — Только как с ним Сашка работает?»

— Ладно, — вздохнул он. — Давайте последнего.

На худом, невозмутимом лице Храмова неожиданно отразилось смущение. Он как-то неестественно кашлянул и сказал:

— Заснул он. Прикажете разбудить?

— Заснул? — удивился Сергей.

— Так точно.

— Интересно. А почему бы и не разбудить?

— С ним, только когда проспится, говорить можно. Это нам уже известно.

— Понятно. Но все-таки придется разбудить.

Сергей еле сдерживался от смеха.

— Слушаюсь.

Храмов вышел и через минуту ввел заспанного, опухшего человека в помятом пальто.

— Давай, давай, Петрович, — говорил Храмов. — Раз уж проснулся, то заходи.

Человек, осоловело моргая, двинулся к столу.

Сергей строго оглядел его с ног до головы и резко спросил:

— Паспорт где?

— Чего?

— Паспорт предъявите!

— А-а… — Человек словно только сейчас сообразил, что от него требуют. — Паспорт?… — Он почесал кудлатый затылок. — Нету. Может, принести?

— Новый получил?

— Зачем новый? — Он слегка пошатывался. — У меня он один, горемычный. Один как перст.

— Выходит, дома оставили?

— Именно дома. Я разом туда-сюда…

— Мы вас проводим.

На опухшем и сонном лице человека отразилось беспокойство. Он громко шмыгнул носом и замотал головой.

— Не, не. Сам принесу.

— А я говорю, проводим.

— Ну, вы в положение войти можете?

— Можем, — улыбнулся Сергей. — Только сначала надо знать положение. Да вы садитесь.

Человек вяло опустился на стул.

— Слушаем вас.

— Значит, так. Недели две назад это было…

— Побольше.

— А может, и побольше. Прихожу я на рынок. Жинка тридцать копеек дала, велела картошки купить. Наперед она меня, конечным делом, обыскала, так что ни копейки больше при мне нет. Пить, значит, не на что. А понимаешь, жжет вот тут, спасу нет. Опять же вижу — все кругом пьют, дружки конечно. Ну, некоторые, правда, еще компанию ищут. Что ты будешь делать? А при мне, как на грех, только тридцать копеек. Ну и паспорт оказался. Жинка не учла его силу-то. Вот я его, горемычного, паспорт то есть, и сдал, значит.

— То есть как это «сдал»?

— А так. Я ему паспорт, значит. Вроде как в залог. Ну, а он мне… эту самую бутылку, значит.

— Кто же он такой, благодетель?

— Данилыч, — мечтательно произнес тот, — душа человек. Галантерейной палаткой заведует.

— А водка откуда у него?

— Содержит…

— И что же, паспорт ваш там и лежит?

— Должон. Если, значит, не потерял.

— Бывает и так?

— Беспременно бывает. А как же? Человек, он и есть человек.

Сергей искоса поглядел на Храмова, и тот снова кивнул головой. Теперь это означало, что он знает «душевного человека» Данилыча. «Однако, понятливый», — отметил про себя Сергей.