Со мной не соскучишься

Сердце мое забилось от фантастических предчувствий, дрожащей рукой я нажала на замки, легко поддавшиеся от одного прикосновения, приподняла крышку. В чемодане лежал предмет, аккуратно завернутый в плотную бумагу. По внешним очертаниям это могла быть, например, шкатулка, или коробка, или… книга. Я не стала разворачивать сверток, я и так слишком хорошо знала, что это.

* * *

Вы, конечно, догадываетесь, что со мной случилось, когда я снова оказалась в своей квартирке в тихом центре. Да-да, я запила, самым ужасным, самым отвратительным способом. Сначала похмельное забытье было для меня единственной возможностью не прислушиваться к звукам тормозящих у дома автомобилей, шагам на лестнице и шорохам за дверью. На телефон я смотрела как на врага, подозревая, что в любую минуту он разразится звонком. Не знаю, на какой день я поняла, что телефон не таит в себе ни малейшей угрозы, поскольку отключен за систематическую неуплату. Чего же я боялась? За мной могли прийти и арестовать за убийство Карена. Смешно было обманывать судьбу с помощью бутылки дешевого портвейна, но разве у меня были какие-то другие способы?

Я совершенно потеряла счет времени, хотя смутно понимала, что оно уже исчислялось не часами, а днями. Никто не торопился прервать мое запойное уединение, никто не торопился меня арестовать. Похоже, все обо мне забыли. Если это действительно так, думала я, то лучше уж навсегда. В редкие минуты просветления я пыталась кое-как проанализировать ситуацию. Почему все-таки за мной не приходили? Возможно, мертвого Карена до сих пор не нашли? Сомнительно. Или Рунов успел что-нибудь такое предпринять? В конце концов я решила, что это уже неважно, и в какой-то момент даже собралась идти с повинной в милицию, предварительно высосав очередную бутылку. Стоит ли рассказывать, что я так никуда и не пошла…

Когда я услышала тихие неторопливые шаги в прихожей, то даже не испугалась, подумав, что в моем положении не может быть ничего лучшего, чем хоть какая-то определенность. Я с трудом приподняла голову — Бог знает сколько я провалялась на диване как куль старой ветоши — и различила в нескольких метрах от себя человеческую фигуру. Вошедший произнес знакомым мне голосом:

— Ну и атмосферка, задохнуться можно…

Он решительно подошел к окну и потянул на себя фрамугу, и тотчас комната наполнилась свежим морозным воздухом. Только тогда я сообразила, что ко мне пожаловал Поликарпов.

— Между прочим, с Новым годом, — поздравил он и, наклонившись, взял в руки одну из пустых бутылок. — Фу, какая гадость, даже я не позволяю себе такого. Это ведь все равно что пить жидкость для промывки канализации.

Он приблизил свое лицо к моему, я разглядела его косящие глаза и попыталась улыбнуться.

— Ох, не нравится мне все это, — изрек он. — Ладно, сейчас будем менять ситуацию коренным образом.

По-моему, он опять исчез, но совсем ненадолго. Очень скоро я увидела перед собой на столе стакан с прозрачной жидкостью. Я выпила залпом водку и в изнеможении рухнула на диван. Ни с того ни с сего меня начал бить озноб. Поликарпов укрыл меня одеялом, а сверху положил еще свою старую куртку.

— Ну-ну, — подбодрил он меня, — сейчас полегчает, в конце концов, это еще не белая горячка. — И добавил: — Неприятная штуковина — похмельный синдром, знаю по себе.

Я вспомнила Петровича в Ольгиной квартире, который называл белую горячку «белочкой», и нырнула в тихое забытье.

Первое, что я увидела, проснувшись, — это большой кусок колбасы на столе. Я сразу почувствовала, что безумно проголодалась, что было совершенно неудивительно, если учесть, что с тех пор, как я убила Карена… В общем, кажется, с тех пор я так ничего и не ела.

Снова возник Поликарпов и принялся резать колбасу, приговаривая:

— Закусывать все-таки надо…

Пока я заглатывала колбасу, как удав, он наполнил стакан кефиром из пакета и, откинувшись на спинку стула, стал наблюдать за моей трапезой.

— Запой — штука неприятная, — заявил он, когда я наконец насытилась. — Из него выходишь, прямо как из подвала в солнечный день. — Он помолчал и поинтересовался: — И часто такое с тобой бывает?

Я пожала плечами.

— Да, дело дрянь, — отметил он, — женщины втягиваются быстрее и, между прочим, практически не излечиваются.

Тоже мне Христофор Колумб, открыл Америку!

— Ты куда-то собиралась? — между тем осведомился он.

Я удивленно приподняла брови.

— Да я вижу, чемоданчик собрала…

Какой еще чемоданчик? Моя бедная головка упорно отказывалась соображать. Чемоданчик, чемоданчик, стоп! Да как я вообще могла об этом забыть! А вдруг за то время, пока я в прострации валялась на диване, в квартиру заходил не только Поликарпов?

Я соскочила с дивана, торопливо открыла фибровый чемодан и облегченно вздохнула: сверток на месте.

— Вещичек-то не густо, — скосил свои и без того раскосые очи Поликарпов.

Вместо комментария я достала из чемодана сверток и положила его перед экс-кагэбэшником.

Он сразу посерьезнел:

— Что это?

— Думаю, что не взрывное устройство.

Поликарпов нервным движением рванул желтую бумагу и замер в изумлении.