Со мной ничего не случится

Ждать нельзя: парней нужно срочно в больницу. Идти нельзя, пока мы их будем тащить, они замерзнут, а Гайнуллин и Валя тоже нам не помошники. Ну, Костя, думай, тебе решать, в твоих руках жизнь и смерть этих людей. А может, к утру утихнет, хотя здесь так не бывает: уж если закрутит, то не меньше, чем на сутки. А если дальше? Что делать? Столько мыслей и ни одна из них не решение. Ясно одно: идти нельзя - это гибель для нескольких человек. Оставаться нельзя: Алексеев здесь погибнет.

С такими веселыми мыслями я пролежал до четырех часов утра, а

потом разбудил Ваську и Леню. Оба они сразу оценили обстановку, Вася сказал:

-Ну, и погодка сегодня, как в кино. Как идти будем, командир?

- Поживем - увидим, пока надо завтрак готовить. Я помогу вам, все равно не сплю.

Загудели примусы, и в палатку сразу стало теплее. Я захватил кастрюлю и вылез из палатки и сразу набросился на меня ветер, сбил с ног, снег залепил глаза. Я кое-как набил кастрюлю, вырезал несколько снежных кирпичей и передал все это в палатку потом добрался до второй палатки и разбудил Сашу.

- Ну как там погода?

- Дует как в аэродинамической трубе.

- Разожги печь, чтоб теплее было, бензина у нас хватит.

Через час был готов завтрак и тогда мы разбудили остальных. Все смотрели на меня и ждали решения, а его у меня не было.

Первой заговорила Валя:

- Мы все равно пойдем? Да? Ходят же люди в пургу, если очень надо?

- Не волнуйся, Валя, мы что-нибудь придумаем, да и пурга, может

скоро утихнет.

Я-то знал, что пурга утихнет не скоро, и она это тоже хорошо знала.

Но я еще не знал, что ни Валя ни Гайнуллин не смогут пройти эти тридцать километров.

Саша молча занимался больными, в разговор не вступал, у него была своя работа.

- Пока поешьте, а потом будем решать. Сейчас соберем нарты, а когда станет совсем светло, посмотрим как нам идти.

Валя немного успокоилась, хотя и чувствовала, что говорю не очень уверенно.

- Доктор, что с Витей? Он будет жить? Помогите ему.

- Я и так делаю все, что могу. Не волнуйся, положим его в больницу, и все будет хорошо.

- Значит надо идти, надо быстрее уходить отсюда. Я пойду помогать вам, - она начала подниматься.

- Не нужно. Лежи пока, еще успеешь намерзнуться. Мы сами справимся.

Я вылез из палатки. За мной вылез и Доктор.

- Ну что, Саша?

- Плохо! Он протянет еще день-два, а потом будет поздно.

А ветер сбивал с ног и приходилось ложиться на него грудью, чтобы не упасть.

- Что же будем делать?

- А ты не знаешь?

- Знаю, но мне трудно решиться.

На обеих чашах весов лежат человеческие жизни, как разглядеть, какая перетянет? Он, точно, долго не протянет?

- Да, Костя, это почти точно.

- А все-таки что ты думаешь?

- Как врач я считаю, что надо спешить, жизнь человека в опасности. Как турист я понимаю, что мы не пройдем, надо переждать пургу, а как человек... Мне тоже трудно, но я знаю, что у меня есть командир, который для того и существует чтобы в критической обстановке осуществлять руководство. Если бы не было критических ситуаций, не нужны были и командиры. Ты самый опытный и знаешь лучше меня, что выход пока только один.

- Да, но это будет на моей совести, хватит ли силы? И все равно, пока будем готовиться к выходу.

А ветер все не унимался, даже, кажется, стал сильнее, и пока шел этот разговор, мы задубели от холода. Залезли в палатку. Вся наша шестерка была в сборе. Это все сильные ребята, все они знают, что такое идти в пургу, знают что хотя и трудно, но если нужно - возможно.

- Ну вот что, бойцы, будем собираться, дайте-ка рацию, попробую

еще раз выйти на связь.

- Всем, всем, я спасотряд КСП, всем, всем. Прием. - Щелкнуло

реле.

И еще несколько раз, на разных каналах. В телефоне только шорох разрядов. Иногда обрывки музыки, радиопереговоров, но все очень тихо, неразборчиво.

- Все, хватит. Я выключил рацию и стал ее укладывать.

- Пошли готовить нарты.

Мы вылезли из палатки и стали свинчивать каркас, и крепить их к лыжам. Когда нужно было снимать варежки, руки сразу немели, пальцы переставали гнуться, потом приходилось долго отогревать их под одеждой. Когда пальцы согревались, приходила боль. Наконец, нарты были собраны и я опять залез в палатку к Алексееву.

И сразу Валя поднялась мне на встречу:

- Ну что? Когда выходим, почему вы медлите? Ему же совсем плохо, с каждым часом все хуже. Я же сама вижу. Уйдем отсюда, это же могила. Тут можно сойти с ума, от этой неподвижности. Идемте же!

- Я посмотрел на ребят, они лежали в том же положении, в котором я их оставил полтора часа назад. В глазах отсутствие каких бы то ни было мыслей, желаний. Не то, чтобы обреченность, но полная апатия, воля их была сломлена. Я знаю, что это такое: именно в таком состоянии люди замерзают на Севере. А четверым придется целый день лежать на нарах, да и Гайнуллин сдал, одна Валя на что-то способна, одна из шестерых. Мало.

Ну что ей сказать? Разве логика ей сейчас поможет? Она видит, как умирает ее муж, и готова сама его тащить, а что будет в пути? Нет, я не имею права рисковать шестью ради одного. Черт возьми, какая странная арифметика! Я попытался ей это объяснить: