Со мною в ад

— Да, неприятно, неприятно… — ворчал я себе под нос, злясь в основном на себя. Как же это я не сообразил? Что могло быть проще — велеть доктору никого не пускать к больной! И почему я этого не сделал? Понадеялся, что доктор Ташев, опытнейший врач, сам догадается сделать это, и вот надо же — поддался на уговоры. А ведь именно его-то, Гено, и нельзя было допускать ни при каких обстоятельствах! Он ведь не случайно домогался разрешения у доктора на свидание с Невеной — и вовсе не из любви и тревоги за нее! У него была, скорее всего, только одна цель — разнюхать, подозревает ли что-то жертва, а если да, то постараться разубедить ее или даже внушить, что он ни в чем не виноват… Увы, приходится признать, что источник, на который я так надеялся, замутнен…

— Все-таки я бы хотел обменяться с ней буквально несколькими словами, — уныло попросил я доктора, почти не надеясь на положительный ответ.

— Но только несколькими, — строго ответил Ташев, еле заметно улыбнувшись.

Он повел меня по коридору, больные здоровались с ним, он отвечал, иногда останавливался и тихо спрашивал о чем-то встречного. Мимо провезли на каталке худенького небритого старичка в пижаме — видно, на процедуру. Одеяло, укрывавшее ноги старичка, слегка сползло; Ташев заботливо подтянул одеяло, подоткнул с двух сторон и строго поглядел на сестру — это бы следовало сделать ей. Мы пошли дальше и остановились у последней палаты. Ташев тихонько открыл дверь.

Две кровати. На одной лежит старушка с острым белым носом и впадиной беззубого рта. Вторая кровать, очевидно, Невены. Но Невены на ней нет, кровать пуста.

Ташев удивлен, даже слегка обескуражен.

— Наверно, в туалет пошла…

А у меня в душе натянулась и неприятно задрожала какая-то струна — страха ли, предощущения…

— Она уже в состоянии встать? — спросил я, не скрывая волнения.

— Разумеется! — резко ответил Ташев, и мне показалось, что он пытается убедить в этом не меня, а себя в первую очередь.

Некоторое время мы тупо глядели на идеально застеленную кровать Невены, на кулек с недозрелыми черешнями, из которого на тумбочку просыпались несколько ягод.

Вдруг старушка, лежавшая на другой кровати, раскрыла свой беззубый рот:

— Она ушла…

— Что-о??? — как ужаленный закричал Ташев. — Куда ушла?!

Старушка испуганно поглядела на доктора, казалось, нос у нее еще больше заострился.

— Домой ушла, — прошамкала она, натянув одеяло до подбородка. — Заштелила кровать, пришешалась и ушла… Шкажала — до швиданья…

Ташев пулей вылетел из палаты. Я за ним.

— Захариева! — крикнул он так громко, как не положено кричать в больнице. — Сестра Захариева!!!

Двери почти всех палат приоткрылись, в проемах показались удивленные лица больных. В глубине коридора я увидел невысокую ладную фигурку молоденькой сестрички в белом халате и кокетливо надетом колпаке. В руках у нее была бутылка с каким-то лекарством.

Ташев буквально набросился на нее:

— Где Томанова?

— Какая Томанова? — оторопела сестричка и едва не выронила бутылку.

— Как какая? С отравлением, из двадцать четвертой палаты!!! Где она?!

— Не кричите на меня, пожалуйста, доктор Ташев! — вдруг резко прервала его девушка. — Томанова в палате, я только что была у нее.

— Когда — только что?!

— Ну, минут десять назад… У нее был посетитель, и, как только он вышел, я дала ей лекарство.

— Мужчина ушел один?

— Конечно, один. С кем же он может уйти?

— Откуда я знаю с кем, но ее — понимаешь ты! — ее нет на месте!

— Ну как же нет? Там она, там, доктор.

Ташев вырвал у нее из рук бутылку. Мне показалось, он вот-вот с досады швырнет бутылку на пол.

— Ну, если она там — иди, найди ее! Ну, иди же, что ты стоишь?! — И он буквально подтолкнул девушку.

Та, не очень торопясь, подошла к палате, заглянула вовнутрь — я не заметил на ее лице особого удивления. Ташев смотрел на нее напряженно, с тревогой — и явным чувством вины. В самом конце коридора помещался туалет и душевая. Сестра, единственный из нас спокойный человек, подошла к двери в туалет — никого. Она потянула на себя дверь душа — дверь была закрыта. Мимо нас в это время проходила еще одна сестра, крупная женщина средних лет с суровым лицом, в руках у нее был поднос с лекарствами.

— Сестра Колчева, вы не знаете, почему закрыта душевая? Кто моется там в это время?

Сестра Колчева с удивлением глянула на коллегу, пожала плечами и пошла дальше. Вокруг нас уже собралась группа больных, привлеченная криками Ташева. Захариева подергала закрытую дверь душевой, постучала.

И тогда я рванулся вперед. Что меня толкнуло? Какое-то тревожное чувство возможной катастрофы? Я резко отстранил Захариеву, схватился за ручку и с силой налег на дверь. Она была явно закрыта изнутри не на ключ, а на задвижку. Я стукнул кулаком по двери и еще сильнее уперся в нее плечом. Задвижка отскочила, дверь слегка поддалась. Но открыть ее мешало что-то мягкое, тяжелое. Я еще раз нажал на дверь, «мягкое» отодвинулось, и мы ринулись вовнутрь.