Со мною в ад

— Ее имя мне установить не удалось, — тихо, со сдержанной обидой промолвил он. — Дьякон не спросил ее об этом… Но словесный портрет я снял. — Он перелистал несколько страничек своего блокнота. — Мм… около пятидесяти лет, рост примерно 160, полновата, лицо круглое, губы ярко накрашены, много грима, на голове зеленая с цветами косынка, белые брюки, бежевые спортивные туфли без каблуков.

— Да, остается только повесить этот портрет на стенку! — с досадой бросил я.

Парень покраснел.

— Товарищ майор, — заговорил он еще тише, — вы дали мне задание найти женщину по имени Милка — и я нашел ее. Вы велели мне выяснить, есть ли в монастыре паратион и не выносил ли кто-либо жидкость оттуда. Я выяснил — есть и выносил… Я не знаю, зачем вам эти данные, но я их получил и…

— Конечно, конечно, извини, ради Бога! Ты абсолютно ни в чем не виноват — задание ты выполнил отлично! И спасибо тебе большое.

Я протянул через стол руку, парень встал, с достоинством пожал ее и, чуть поклонившись — на этот раз все-таки без улыбки, — вышел.

В три часа пополудни я уже был в Кюстендиле. Из нашего районного отдела позвонил Милене на работу, объяснил, кто я, и попросил встретиться со мной по одному очень важному делу. И еще посоветовал ей сказать, что я — родственник, приехал повидаться, и пусть пораньше отпросится с работы. Мне не хотелось давать повод провинциальным сплетницам посудачить о каких-то «таинственных знакомых» девушки и подвергать ее репутацию опасности. Недаром русские говорят: «Любопытство не порок, но большое свинство»![8]

Мы встретились на улице, предварительно описав внешность друг друга. Пошли по центральной улице небольшого городка, среди распускающейся зелени, и она принялась рассказывать мне, как неожиданно четвертого мая свалились к ней в гости Тони с матерью, как она была рада, как приняла их. Она и по отношению ко мне чувствовала себя хозяйкой города и предложила посидеть где-нибудь в кафе или сладкарнице[9], но я предпочел погулять, может даже, монастырь посетить, если недалеко. Она ведь водила туда своих гостей, верно?

Мы медленно пошли дальше и добрались уже почти до окраины города, а Милка все рассказывала:

— На четвертый день прихожу домой в обеденный перерыв, идем мы в ресторан обедать — я дома не готовлю, некогда по магазинам бегать и у плиты стоять, — а мне тетя Велика и говорит: мы сейчас уедем домой… Я очень удивилась: они говорили, десять дней пробудут здесь, — и вот вдруг уезжают… Я говорю: тетя Велика, может, я вас чем-то обидела, может, не так приняла? Так уж как смогла, старалась, условия у меня не ахти какие… Нет, говорит, Милка, мы очень довольны, спасибо, но Тони что-то плохо себя чувствует, ты ведь знаешь, у нее сердце слабое… Да, я это хорошо знаю, сама часто прихварываю… Ну, хорошо, говорю, спасибо, что приехали, навестили, дай Бог еще свидимся… Пообедали мы, и я пошла на работу.

Все это было крайне интересно и важно, но меня не меньше интересовало и другое.

— Вы здесь ходили?

— Что? — не поняла меня девушка, увлеченная своим рассказом.

— Вы по этой улице ходили в монастырь?

Она огляделась вокруг.

— Нет. Эта дорога ведет к главным воротам. А мы ходили по другой улице, к боковому входу. Там есть такой мостик, и оттуда можно войти во двор.

Где-то впереди чуть выше замаячила высокая массивная ограда из белого камня. За ней виднелась буйная зелень деревьев, она переливалась через ограду и свисала над дорогой. Мы стали медленно подниматься в гору.

— Я слушаю вас, Милена, продолжайте — что было потом?

— Мы договорились, что я после работы пойду их провожать на поезд в семнадцать двадцать три, очень удобно. Но примерно часа в четыре они обе пришли ко мне на работу и стали звонить Гено по телефону, требовали, чтобы он приехал за ними на машине… Говорила с ним Тони. Вначале они чего-то ругались, Тони сказала, что, если бы тут была не она, а та, он бы на другой конец Болгарии за ней помчался. Потом прибавила — и мама настаивает… Потом мы пошли домой и стали ждать. Тони чувствовала себя плохо… Потом мы устали и легли спать, и тут среди ночи он приехал. Они вскочили, побросали вещи в машину, сели и уехали…

Мы уже достигли ограды, и Милка предложила обойти ее до бокового входа — что входило и в мои планы.

Мы пошли. Тень от деревьев была такая густая, что порой под ними становилось даже холодно.

— А вы были знакомы с Гено раньше?

— Тони рассказывала мне, когда мы лечились в санатории в Банкя, что у нее есть приятель… женатый… В Банкя он не приезжал. Ну а потом, когда я приехала в Софию на консультацию и жила у Пановых, он там бывал…

Мы перешли узкий мостик через какую-то маленькую, но живую речку и остановились у вделанной в ограду калитки из дубовых досок. Милена тихонько толкнула калитку. Та поддалась.

— Открыто, — с тихим испугом прошептала она. Мы чувствовали себя как воришки, забравшиеся в чужой сад.

Узкая травянистая дорожка вела в глубь территории. По бокам — пышные деревья, яблоки и груши буквально нависали над нами.