Со спичкой вокруг солнца

Если днем речь шла о том, как нужно писать фельетон, то вечером — как не нужно; днем — что нужно из блокнотных записей использовать в фельетоне, вечером — что не нужно и что будет с тобой, если ты, не дай бог, где-то промажешь, ошибешься.

Семь дней в Мраморном зале продолжался семинар, и семь вечеров велись за чашкой чая наши тары-бары. И наслышались мы здесь, на первом этаже, таких фельетонных откровений, которых не найти ни в одном учебнике газетного дела.

Но вот кончился семинар. Мы сошли в последний раз со второго этажа на первый, чтобы присесть перед дальней дорогой, выпить по чашке прощального чая. И тут кто-то сказал:

— Хорошо, если бы наши тары-бары были записаны на магнитофонную пленку и прокручены на следующем семинаре перед доцентами и профессорами. Может, наши педагоги нашли бы здесь кое-что полезное для своих будущих лекций! Как хотелось бы, чтобы эти лекции говорили не только о роли метафоры в художественном произведении, но и учили бы фельетонистов, особенно молодых, как им быть, чтобы не растеряться, когда жизнь поставит лицом к лицу со злом.

Но тары-бары не были записаны на магнитофонную пленку. Мы разъехались по своим редакциям, занялись текущими делами и, конечно, забыли и про то, что было на утренних занятиях семинара, и про то, о чем спорили на вечерних.

Прошло еще сколько-то времени, и со мной случилось несчастье. Делал утром спортивную зарядку и вдруг — бац! Голову прорезает молния. Все вокруг закружилось, завертелось. Я упал, потерял сознание.

Прихожу в себя и вижу у постели доктора. Он сделал укол, поставил к ногам пузырь с горячей водой, спросил:

— Как, все еще вертится?

— Уже нет.

— А вы не помните, как у вас закружилась комната? По часовой стрелке или против? Ну, справа налево или слева направо?

Я напрягаю память, сосредоточиваюсь, но вспомнить ничего не могу. Если знать бы, чем кончится зарядка, я, пожалуй, запомнил бы, а сейчас — ну ничего. Справа налево? Нет, кажется, скорей слева направо.

— Скажите, это имеет значение для определения диагноза?

— Не для диагноза. Для моей кандидатской. Я пишу как раз на эту тему. Попытайтесь вспомнить.

Я еще раз сосредоточиваюсь и снова безуспешно.

А что, если мне встать и наклонить туловище вперед? Ведь именно в ходе этого упражнения меня и пронзила молния. Я помню точно, это случилось на тридцатом поклоне.

На этот раз тридцать поклонов не потребовалось. Не успел я сделать первый, как голову снова прошила молния и все снова завертелось.

К счастью, врач был под рукой, и я вместо двух часов пробыл без сознания всего полтора. Первая фраза, которую я услышал, придя в себя, была:

— Черт побери, зачем вы поднялись, сделали этот дурацкий поклон?

— Доктор, это несправедливо. Вы же сами хотели узнать, в какую сторону вертится комната, когда я теряю сознание?

— Ну, в какую?

Я снова сосредоточиваюсь и снова не могу вспомнить.

— В правую? Нет, кажется, в левую.

Мне становится так стыдно перед будущим кандидатом медицинских наук, что я спрашиваю:

— Может, мне сделать еще раз этот дурацкий поклон?

— Не нужно. Все ясно и так.

— Что у меня?

— Мозговая недостаточность!

— Что?!

— Зря испугались. То, о чем вы подумали, называется умственной недостаточностью, а у вас пока мозговая.

— Вы правы, доктор, — сказала жена. — Голова стала слабым местом мужа. Раньше он мог сидеть по семнадцать — восемнадцать часов — в прокуренной редакционной комнате, и хоть бы что, а теперь посидит часов десять, не больше, и у него начинает стучать в висках, ломить в затылке. Что делать?

— Чаще проветривать редакционную комнату.

— А сегодня вдруг ни с того ни с сего потерял сознание.

— Это у него нарушилось кровяное питание одного из полушарий мозга.

— Что делать? — теперь уже спросил я.

— Лежать!

— Долго?

— Месяц! Лежать всерьез, не отрывая головы от подушки. Есть и пить только из ложечки. А кормить больного будете вы, — сказал доктор, поворачиваясь к жене.

— А что буду делать я?

— Слушаться жену. Не читать, не писать, не включать радио, не смотреть телевизор…

— Даже футбольные передачи?

— Их тем более. «Скорая помощь» зарегистрировала в этом году двадцать два случая инфаркта и инсульта при передаче футбольных матчей, из них пятнадцать при игре «Спартака», три — московского «Динамо», два — «Торпедо» и два — ЦСКА. Вы, собственно, за кого болеете?

— За куйбышевские «Крылья Советов».

— Эта команда смертных случаев не дает, А меня черт угораздил болеть за «Спартак»!

— Значит, мне смотреть можно, вам нельзя.

— Вам тоже нельзя.

— Хоть одним глазом?

— Ни в коем случае.

— А если?

— Вас хватит удар. Хотите?

— Нет.

— Тогда лежите смирно.

— А думать я могу?

— Час в день, и то разномоментно.

— Это как понимать?

— Пять минут думать, час отдыхать…

Это доктор говорил уже из передней, так как спешил, бежал к следующему больному.

И я слег на месяц. А для того чтобы я не нарушал режима и думал не больше пяти минут кряду, жена сидела у постели и без умолку читала мне наставления. И все на одну тему: