Со спичкой вокруг солнца

Спешка и нервотрепка объясняются просто. Света Барахвостова, так же как большая часть выпускников средней школы, стремится к одной цели: поступить в вуз. А выпускников немало — четыре миллиона. Вузы не могут принять всех и каждого. Из четырех абитуриентов станет студентом только один, самый способный, самый талантливый. А степень талантливости абитуриентов определяется конкурсным экзаменом. Для такого определения у членов экзаменационной комиссии имеется нечто вроде лактометра, в просторечии именуемого проходным баллом. Измеритель несовершенный, приблизительный, вроде среднеарифметической от всех оценок конкурсного экзамена. Света Барахвостова никакими способностями в десятилетке не отличалась, училась еле-еле, из класса в класс переходила с помощью зубрежки и шпаргалок. И тем не менее Света подает заявление на биофак МГУ, уверенная в том, что проходной балл она получит и не имея хороших способностей, а все таланты ей вполне заменит хорошая память.

Полагаясь на проходной балл, можно обмануться на только в оценке еще не выявленных способностей абитуриентов, но и впасть в ошибку в оценке всеми признанных талантов.

В начале века на сцене Художественного театра с триумфом прошли премьеры «Чайки» и «Вишневого сада», и Москва заговорила о новаторе-драматурге и новаторах-актерах. Нашёлся, однако, критик, который усомнился в даровании драматурга и актеров, публично заявив: горе искусству, на роль новаторов которого претендуют два таганрогских двоечника. Под одним двоечником имелся в виду Чехов, под другим — актер Вишневский. Вина однокашников Таганрогской гимназии состояла в том, что они не всегда получали «пять» с плюсом за свои ответы по арифметике.

Не будем радеть за большие, всеми признанные таланты. Вернемся к нашим абитуриентам. Давайте подумаем, что сделать, дабы случайная двойка не лишала одаренных десятиклассников возможности стать студентами.

Чтобы лучше отсеивать таланты от посредственностей, не нужно так легко доверяться лактометру. Пусть остается и проходной балл, но не как единственный и монопольно определяющий знания абитуриента критерий. В самом деле, почему бы не проводить по-настоящему серьезные и глубокие тесты по профилирующим предметам? На физмате — по физике и математике, на биофаке — по биологии и генетике.

Несмотря на мои приятельские отношения с Леонидом Барахвостовым, будь на то мое право, ни за что не принял бы его дочь Свету (даже при самых благоприятных среднеарифметических) на биофак. Кстати, почему на биофак? Ведь только полгода назад Света хотела быть не биологом, а библиотекарем, но достаточно было двум девочкам из десятого «Б» подать заявления вместо библиотечного института на биофак, как Света тут же увязалась за ними. Предположим, совершится чудо, и двадцать уроков кандидата наук прибавят ума и знаний ленивице, и дочь Барахвостова, к радости родителей, поступит на биофак и даже окончит его. Что будет делать через пять лет Света с дипломом биолога, не любя биологию? Да то же самое, что делают милые, хорошенькие, но не блистающие талантами папины дочки в таких случаях. Окончив МГУ или другой вуз, эти дочки тотчас поступают на курсы стенографии и потом работают секретаршами в какой-нибудь приемной, регулируя густой поток посетителей:

— Гражданин в тюбетейке, вы пройдете в кабинет после дамы в желтом.

Папа Барахвостов, в отличие от дочки, окончив среднюю школу, не сразу подал заявление в высшую. На том самом заводе, где он работает сейчас заместителем главного инженера, папа работал простым токарем. Было бы неплохо, если бы этот папа, вместо того чтобы подвозить завтра утром дочку в район станции «Молодежная» на урок к репетитору, пригласил бы ее на свой завод, показал станок, на котором проработал пять лет, и самое главное — познакомил бы с мастером токарной группы Василием Филимоновичем и уговорил бы старика поучить ее уму-разуму так, как тот учил когда-то его самого.

А то обстоятельство, что дочка устроится работать по протекции папы на подведомственном ему заводе, надо надеяться, никто не поставит в упрек ни дочке, ни папе.

1970

Таланты и поклонники

СКОЛЬКО СТОИТ РЯБЧИК?

В тот день Александр Григорьевич не принимал никого. Ни чужих, ни своих. Несмотря на запрет, один из начальников цехов попробовал открыть закрытую дверь.

— У меня срочное дело.

— Отложите, — сказала секретарша, — Александру Григорьевичу сегодня не до ваших дел.

— Что, опять Акбар?

— Опять.