Со спичкой вокруг солнца

— Так вы что: не рекомендуете брать ее? — удивленно спросила трубка.

— Нет!

— Жалко! Она говорит, что работа в «скорой помощи» — мечта ее жизни. Может, взять ее все-таки хотя бы санитаркой?

— Берите, только не в московский, а в саратовский филиал «скорой помощи».

Но саратовский филиал не устроил Ворожейкину, и еще через неделю нам позвонили с Казанского вокзала.

— Вы знаете Веру Ворожейкину?

— Знаю. Кем берете?

— Стрелочницей. Она говорит, что железная дорога — мечта всей…

— Знаю и про мечту…

— Значит, рекомендуете?

— Да, только не на Московский узел, а на Саратовский.

Еще через неделю позвонили из какого-то орса, потом из пуговичной артели.

В общем, в ходатаях не было недостатка. И так как ответить всем по телефону не было никакой возможности, то мы решили сделать это при посредстве печатного слова.

Знаем, и к вам придет глазунья с тремя кляксами. Знаем, и у вас есть сердце, которое скажет: жалко, мечта… высшее образование.

Жалейте, не возражаем, только на работу устраивайте не в Москве, а в Саратове. И не потому, что «это деревня, глушь», а потому, что Саратов — тоже прекрасный советский город.

1949

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВЫХ

Новогодний костюмированный бал был в самом разгаре. Самодеятельный оркестр из трех музыкантов, усевшись для солидности в четыре ряда, томным аккордом закончил очередной вальс. Калькулятор планового отдела Удовиченко, добросовестно изображавший на вечере роль великосветского распорядителя танцев, быстро вбежал на сцену и, оглядев зал, сказал с французским прононсом:

— Полька! Кавалеры, а друа, дамы, а гош. Маэстро, — кивнул он в сторону оркестра, — прошу!

И когда зал закружился под звуки баяна, трубы и мандолины, Вася Удовиченко обратил внимание на предосудительное поведение Григория Хмары, одетого в костюм Тараса Бульбы. Григорий стоял в малоосвещенном углу зала и о чем-то интимно беседовал с Джульеттой.

— Пардон, камрады! — крикнул Вася, подбегая к воркующей паре. — Вы искажаете классическое наследство. Джульетта должна флиртовать не с Тарасом, а с Ромео.

Но ни «дочь» Вильяма Шекспира, ни «сын» Николая Васильевича Гоголя не обратили внимания на эту фразу. Распорядитель танцев для ясности перешел с французского на украинский.

— Гриць! — сказал он Бульбе. — Ты чув, шо я казав?

— Чув, та не разумив, — ответил Бульба. И для того, чтобы окончательно внести ясность в этот вопрос, он обратился к Джульетте: — Может, вы хотите, Настенька, пройтись с этим самым Ромео?

— Та хай ему будет лихо! И шо вин за хлопец? Ни сказать, ни танцевать.

— Как знаете, камрады, — пролепетал растерявшийся распорядитель и ускакал к оркестру.

Короче, все на этом вечере шло нормально. Время подходило к двенадцати. Комсорг Проценко готовился уже подняться на сцену, чтобы поздравить молодежь с Новым годом, как вдруг по клубу зловеще пронеслось:

— Чикушка!

Это слово прозвучало, как выстрел на симфоническом концерте. Музыканты прекратили игру, не закончив вальса, и баянист стал предусмотрительно укладывать свой инструмент в ящик. Испуганная Джульетта с надеждой оглянулась на Тараса, но того и след простыл. Он исчез, даже не простившись.

А Чикушка уже действовал. Сначала он влез на хоры и мило обсыпал головы литературных героев квашеной капустой. Затем пустил живого мышонка в муфту Анны Карениной и устроил короткое замыкание, сунув гвоздь в электрическую розетку.

Часы били двенадцать. Но комсорг не поднялся на сцену с поздравлением, и членам комитета пришлось впотьмах выбираться из клуба.

— Надо идти за помощью.

Начальник милиции встретил комсорга как старого, доброго знакомого.

— Небось опять на Чикушку жаловаться пришел?

— Опять! Вечер сорвал. Капустой кидался. Пробки электрические пережег.

— Ножом никого не ударил?

— Нет!

— Плохо, — мрачно заметил начальник милиции. — Не могу я его за капусту под суд отдать.

— Житья от него нет, — чуть не плача, сказал комсорг. — Девушки в общежитие ходить боятся. Он из-за угла водой их окатывает на морозе.

— Строптивый паренек. Ты его вовлеки в какой-нибудь кружок, — посоветовал начальник, — у него кровь и свернется.

— Куда вовлечь?

— Да хотя бы в духовой оркестр. Пусть человек музыкой занимается.

— Уже вовлекали, — сокрушенно сказал комсорг. — Он у нас барабан пропил.

— Поймали с поличным?

— Нет.

— Тогда могу только сочувствовать. Вот когда поймаете его за руку, приходи — помогу.

Нам неизвестно, знал ли Чикушка про переговоры, которые велись между начальником милиции и комсоргом деревообделочного комбината, только чувствовал себя он совершенно спокойно. И хотя действовал Чикушка без ножа, однако весь поселок жил в страхе.

Правда, кровь в этом молодом человеке играла не все триста шестьдесят пять дней в году. Месяц, иногда полтора, он вел себя вполне прилично. Вытирал нос собственным рукавом, а не беретом какой-нибудь тихой девушки. Но вот на него находило затмение, и молодежь с семи часов вечера пряталась по общежитиям, держа двери на трех засовах:

— Чикушка идет!