Со всей дури!

– Нет. Я не хочу. Людям всегда интересно раскорябывать чужие болячки. А потом идут разговоры и…

– Чужие? – ахнула Евгения Петровна. – Твои болячки для меня чужие? Ты больна, моя девочка, в твоем возрасте такое бывает, но с этим нужно бороться!

– При чем тут мой возраст? – не своим голосом заорала Ксения Владимировна. – И у меня нет никакого климакса! Мне всего сорок шесть! И вообще, у тебя есть вторая дочь, она молодая, вышла замуж за душку-военного, вот и радуйся, а меня оставь в покое!

И она швырнула трубку.

Евгения Петровна попыталась перезвонить дочери, но та не брала трубку. И по мобильному тоже не отвечала.

Состояние старшей дочери не на шутку встревожило Евгению Петровну. Она растерялась. И позвонила зятю.

– Сережа, я сейчас говорила с Ксюшей…

– И вам показалось, что ей пора в дурку? – раздраженно бросил в ответ зять. – Так я с вами полностью согласен. Жить в доме стало немыслимо! Хотел сказать – попробуйте на нее повлиять, но понимаю, что именно это вы и пытались сделать.

– Да, но…

– Евгения Петровна, я к вам прекрасно отношусь, с вами у нас никаких недоразумений никогда не было… Можно я через полчасика к вам заеду? Не по телефону же это обсуждать. Простите меня за хамское начало разговора.

– Конечно, приезжай!

Господи, как мне сейчас не хватает Ладошки… Но хоть она там счастлива!

Погода для этого времени года в Питере была просто сказочной. Мы бродили по городу, шли куда глаза глядят. Говорили, молчали, опять говорили…

– Вань, я замерзла! Пошли кофе выпьем, согреемся?

– С радостью!

Мы зашли в первое попавшееся кафе.

– Я хочу айриш!

– А что это такое?

– Ты никогда не пил айриш?

– Может, и пил, но названия не знал… так что это?

– Это кофе с виски и взбитыми сливками.

– Нет, не пробовал. Интересно!

– Я хочу штрудель, а ты?

– Я насчет сладкого не очень. А вот тут есть пирожки с мясом. Я тебя не шокирую, если их возьму?

– Нет. А знаешь, я лучше тоже возьму пирожки! Айриш с пирожками – это должно быть неплохо.

– А официантка не удивится?

– Да пусть удивляется! Знаешь, я была несколько лет назад в Амстердаме, жутко замерзла и зашла в кафе. Было часов одиннадцать утра. Я заказала айриш, так там такое было удивление!

– А с кем ты была в Амстердаме?

– С мужем.

– А!

Я видела, ему это было неприятно. Чудак!

Айриш ему очень понравился.

– Надо же… Здорово! А давай еще по стаканчику?

– Давай!

Мне так нравилось сидеть с ним тут, никуда не спешить, смотреть на него… Женщина за соседним столиком не сводила с него восхищенных глаз. А я заметила у него на груди крошки от пирожка. Протянула руку, чтобы смахнуть. Он поймал ее и прижал к сердцу.

– Ванечка…

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.[2]

Он как-то даже испуганно выпустил мою руку.

– Что это? Стихи? Чьи?

– Пастернака.

– Правда? Как хорошо… Это про любовь, про нас?

– Конечно. Это про нас.

– А можно еще? Про нас?

– Извольте, мой генерал.

Мы охвачены тою же самою
Оробелою верностью тайне,
Как раскинувшийся панорамою
Петербург за Невою бескрайней.[3]

Он смотрел на меня, подперев рукой щеку, слегка затуманенным взглядом. Потом вдруг словно очнулся.

– Слышишь? Капель!

Эти ночи, эти дни и ночи!
Дробь капелей в середине дня.
Кровельных сосулек худосочье,
Ручейков бессонных болтовня![4]

– Это тоже Пастернак?

– Он самый!

– Ты столько стихов знаешь наизусть? Он твой любимый поэт?

– Пожалуй, да.

Когда мы вновь вышли на улицу, он взял меня под руку и еле слышно произнес:

– Как страшно!

– Страшно? Что, Ванечка?

– Мне даже сейчас, когда ты уже моя жена, страшно, что я мог тебя не встретить.

У меня комок подступил к горлу.

– А ты… ты сможешь… еще почитать мне стихи?

– Сейчас?

– Можно и сейчас. Хотя нет, еще горло застудишь, да и вообще… тут прохожие, а я хочу, чтобы это было только для меня.

А вечером мы чуть не поссорились. Я вышла из ванной комнаты в китайском халате на голое тело. Он уже лежал в постели.

– Это что? – спросил он.

– Что? – не поняла я.

– Это что? Платье?

– Нет. Это пеньюар. Красиво, правда?

– Он новый?

– Да, я не понимаю…

– Откуда он?

– Из Китая, а в чем дело?

– Он неприличный! И ты не будешь его носить.

– Вань, ты с ума не сошел? Я ж его только для тебя надела. О каких приличиях речь? По-моему, все, что мы с тобой делаем в постели, достаточно неприлично, но кого это касается?

Он вдруг вскочил, содрал с меня халат и разорвал пополам. Я опешила.

– Я чувствую, что за этим стоит какой-то мужик. Ты это носить не будешь. Не обсуждается!

– Какой мужик! Что за бред? Я купила это… для тебя!

– Врешь! Ты врешь! Я так тебя чувствую, что точно знаю… Все!

Он подобрал обрывки халата и вышвырнул в мусорную корзину.

– Инцидент исчерпан! Иди ко мне скорее и не злись! Впредь такие штуки будешь покупать вместе со мной, поняла?

Кто бы мог подумать! Я сделала вид, что сержусь.