Соб@чий глюк [litres]

Вещи были уложены, осталось только сесть в машину и тронуться в путь. Отец и Сергей Иванович сдержанно обменивались планами насчет следующего приезда. А я стоял и смотрел на окружающие желто-красные окрестности, заброшенную ракету-церковь, на дедовскую избу, так естественно вписывающуюся в окружающий мир своими некрашенными, состарившимися бревнами, с железной крышей с ободранной когда-то красной краской. И над всем этим, как символ неунимающейся жизненной силы, светился фонарь в правом глазу Сергей Иваныча.

Я мысленно начал формировать фронт работ по восстановлению дедовского дома, бани, забора, ворот. Я еще не уехал, но мне уже хотелось обратно.

Наконец мы сели в машину и отправились в обратный путь. Сначала молчали – молчание казалось самым естественным состоянием, как естественным оно кажется, когда человек выныривает из глубины океана, но по мере удаления от деревни во мне началось легкое кружение разных неорганизованных мыслей, которые требовали упорядочения. Я, на свою голову, решил привлечь к этому отца:

– Отец, а почему ты мать не бросил? Она ведь стервозная, тебя гоняет постоянно, командует тобой!

– Она дает хорошо.

Я ударил по тормозам с такой силой, что мой непристегнутый отец всем лицом въехал в лобовое стекло, а Собакин наполовину перелетел из багажного отделения на заднее сиденье, где были уложены сумки.

– Сукин сын! Мудила! – вскрикнул отец, отпадая к спинке сиденья и хватаясь руками за лицо. – Ты что, охренел совсем?

– Папаша, вы такого мне больше не говорите никогда! Я ничего подобного о ваших с мамашей отношениях слышать не хочу! Моя детская психика может этого не выдержать! – прокричал я.

– Ты че по тормозам так лупишь? Так можно и через стекло вылететь! – проговорил отец, явно сдерживая эмоции.

– Хорошо, не на шоссе были, – согласился я с ним. – Кстати, папаша, вы мою достопочтенную мамашу сукой обозвали. И вам не стыдно?

– Это когда я ее так обозвал? – отозвался отец, своей интонацией всячески подчеркивая, что я недоумок и не знаю, о чем говорю.

– Ты назвал меня сукиным сыном. А я чей сын? Своей матери, – развивал я логическую цепочку.

– Хорошо. Отвечу тебе на вопрос, – сказал отец решительно.

– Только осторожно, а то точно в аварию попадем, – предупредил я.

– Она нормальная баба. Да, стервозная, но все время дома и все для дома, вы, дети, всегда были чистые, накормленные, ухоженные, и я тоже. Не гулящая, преданная. Что еще надо? Да, стервозная. Такая уж досталась, сам выбирал. Чего уходить?

– А мозги выносит? – настаивал я.

– Собака лает – ветер носит, – заключил отец.

– Вот, опять ты ее собакой назвал. Хотя и подсознательно, – вставил я.

– Отстань со своими собаками. Ты уже на собаках совсем помешался, крыша у тебя совсем плывет, – отмахнулся отец.

– Поплывет тут, когда на большой земле не поймешь что творится. Собачий глюк людей косит направо и налево, как тут не тронуться рассудком? – объяснил я свою озабоченность собаками.

Я посмотрел в заднее зеркало. Собакин перебрался на заднее сиденье, к сумкам.

– И все началось из-за этого дармоеда. Чего ты сидишь на сумках, ведь неудобно?

Собакин положил мне голову на плечо.

– Послюнявь меня еще, а то во мне вируса твоего недостает, – проворчал я на Собакина, но прогонять не стал. – Давай новости послушаем, узнаем, что произошло в мире, пока мы отсиживались в исторической глубинке и дрались с водяными, Бабами-ягами и налаживали контакт с домовыми. Может, в мире уже всеобщий пипец наступил, людей не осталось?

– Размечтался! – вяло отозвался отец. – Мир – это самое скучное место во вселенной.

Я включил радио и начал перебирать радиостанции. «Для тех, кто сидит или мечтает сесть, чтобы на себе почувствовать всю романтику этих песен…» – проехали сразу. «Радиостанция «Полнолуние» – для всех страдающих от предменструального синдрома, как женщин, так и их мужей!» – идем дальше, «Время – деньги» – для настоящих бизнес-людей, умеющих превращать деньги во время, потому что почти каждый идиот может превращать время в деньги, в эфире песня…» – идем дальше, это бред: люди обожают деньги и не любят время, все время его торопят и гонят, пока не приходит время помирать.

– Это точно, – согласился отец, – вот раньше один «Маяк» был, и было все проще.

– Так просто, что и приемника не надо было, – не совсем согласился я.

На волне следующей радиостанции к нам в салон джипа приплыла песня с искрометным припевом: «Проткни меня, проткни меня, но не насквозь!» – песню исполняла Саламандра. Я перепрыгнул на следующую станцию.

– Найди «Сундук», там старые хорошие песни крутят, – попросил отец.

– Отец, мне новости нужны, а не песни. В твое время было три певицы, два певца, три-четыре композитора – и это на всю нашу страну, поэтому им и «Маяка» было много. Импортная музыка по талонам к праздничным заказам.

– Зато безвкусицы меньше было, – сказал отец.