– Я не знал, – коротко ответил я.
– А по сути, какое это имеет значение? – грустно сказала Светка.
– И тут мы подошли к моменту нарушения брачного контракта Светланой, – констатировал Карл Маркс. – И, как я вам говорил, у меня есть рекомендация, как вам обоим сделать так, чтобы все стало так, как было прежде, – торжественно, но как-то странно объявил наш психотерапевт.
– И что нам нужно сделать? – осторожно спросил я.
– А как – «как прежде»? – вдруг спросила Светка. – Я не хочу «как прежде», когда ты трахаешься напропалую у себя в офисе, а я тайком плачу. Я хочу, чтобы это было, как когда мы моему папе звонили! Иначе я ничего не хочу!
– Света, – сказал я спокойно, – мы твоему папе дозвониться не сможем ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, я надеюсь, что он не возьмет трубку.
– Почему? – не понял Карл Маркс.
– Мой папа умер, – хлюпая носом, ответила Светка. – Ты знаешь, что я имею в виду. Не прикидывайся чайником! Короче, вот Карл Маркс, свидетель! Простите, Макс! Либо ты даешь слово, что ты заканчиваешь свои блядки, либо я ухожу, и мне ничего не нужно!
Я оторопел от неожиданности.
– Простите, но мы пришли лечить меня! – почти крикнул я. – Ане заставлять меня давать какие-то обещания! Ты изменила мне с моим другом, а теперь все валишь на меня!
– Ай да Светик, – восхищенно протянул Маркс. – Но стоп! Все молчат! Ни слова! Не спугните! Это настоящая надежда! Свет в конце туннеля. Давайте подведем промежуточный итог. Итак, я вам говорю, что у меня есть очень сильная рекомендация для вас. Все может вернуться к прежнему состоянию, ваша рана, Артем, зарастет, отношения восстановятся. Но! Артем, честно скажите, как вы мыслите жизнь после? Вы будете по-прежнему нарушать брачный контракт? Вы уже знаете, к чему это приводит. Так как же быть? Светлана абсолютно права, когда хочет от вас гарантий, что все будет как было вначале. Дайте Светлане честный ответ. Как вы все мыслите?
– Я никак не мыслю. Я хочу избавиться от этой боли, от ощущения предательства, а там будем посмотреть! Там, может, нам еще ваши сессии понадобятся. Марксистские кружки, чтобы у меня в голове все на место встало!
– Нет, давай обещание сейчас! Если дашь обещание, то я пойду хоть на край света, чтобы все сделать как надо! А если ты не дашь обещания, то я встаю и ухожу! С меня хватит!
– На край света, Света, идти не придется. Все проще, приятней и совсем близко, – заверил Карл Маркс.
– Светик, я могу дать обещание, что буду бороться с собой и воспитывать свою волю, стараться из всех сил, – попытался я найти компромисс.
– Нет, – твердо сказала Светка. – Я даю тебе обещание, что я, если надо, отдам свою жизнь, но ты должен дать обещание, что ты перестанешь быть блядью.
– Артем, у тебя же железная воля, я это знаю, я разбираюсь в людях, слава богу! – надавил Маркс.
– У меня железный член и слабая воля! Вы оба оказываете на меня давление и не хотите понять.
И тут, видимо, двухметровый кованый штырь ударил меня сверху в раненое темечко. Он, словно удар молнии, пронзил мое тело, прошив болью голову, шею, туловище, и острием ударил в жопу изнутри. Как оказалось, именно там находится выключатель моего наружного и внутреннего света. Свет погас.
Я возвращался постепенно, как репчатый лук, с которого слой за слоем снимают мертвую шелуху: я начал улавливать сигналы один за одним – звук, боль, прикосновение, положение, свет, Светка.
– Артемчик! Ты живой? Как же так получилось? – причитала она.
– Что, пришел в себя? – услышал я испуганный голос Карла Маркса.
Я лежал, видимо, на диване. Темечко не просто болело, оно кричало о том, что в него вбит гвоздь, и его срочно надо вытащить. В ушах потрескивало, как потрескивают оборванные электрические провода, лежащие на земле. На шее было что-то неприятно мокрое. Я открыл глаза. Рядом было Светкино лицо, она стояла на коленях рядом с диваном и тихонечко похлопывала меня по щекам, скорее гладила, чем хлопала.
– Ну, слава богу, очнулся, – где-то совсем рядом причитал Карл Маркс, – мне жена говорила: не вешай сам, у тебя руки из жопы растут, вызови кого-нибудь! А я не послушал ее, идиот!
Я повернул голову, чтобы увидеть Маркса: он стоял, наклонившись вперед, опершись обеими руками на журнальный стол, и перепуганно смотрел на меня. А за ним, привалившись к креслу, стояла огромная репродукция Анубиса и Орла Орловича, причем так, что Орел Орлович проецировался на кресло, как будто сидел в нем.
– Светлана, вы же доктор, сделайте что-нибудь, чтобы кровь перестала течь! А то он весь диван кровью залил!
– Она офтальмолог, глазник по-русски, она крови боится, – тихо сказал я.
– Макс, вам не стыдно сейчас за диван волноваться? – возмутилась Светка.
– Да я не в этом смысле! Я к тому, что крови вон сколько потерял! – оправдывался Маркс. – Артем, я во всем виноват! Мне жена говорила: не вешай ты эту раму сам, у тебя руки из жопы растут, ведь свалится на кого-нибудь. Как в воду смотрела! – каялся Маркс.
Я опять посмотрел на сидящего в кресле Орла Орловича и стоящего рядом Анубиса: