По всему выходило, что пес, который мешал вчера бабе Тосе сосредоточиться на ее абрикосах, гавкал и рычал не просто так, а на кого-то. На мужика, ругавшегося матом! То есть возможно, что эти двое – пес и мужик-матерщинник – конфликтовали между собой. Пес лаял и рычал на мужика, мужик дал псу пинка, пес убежал, а мужик…
Да, что же мужик?
По времени все сходилось: мужик вполне мог быть тем самым, которого нашла Машенька. Если он рухнул в лопухи сразу после бегства пса, баба Тося, увлеченная созерцанием нервного собачьего хвоста, могла его в густой траве и не заметить. Тем более что одет он был, помнится, в зеленые шорты и майку цвета хаки – вполне себе маскировочной окраски наряд… А соседка, спеша вернуться к работе, по клумбе глазами не шарила… Да я и сама ведь никакого мужика в зеленях не увидела, пока на него Машенька не натолкнулась…
Но минуточку! Не мог же мужик умереть оттого, что он пнул собаку? И голова у него была в крови… Он же не боднул пса головой, как Зидан Матерацци? Чтобы разбить об него голову, пес должен был быть очень твердым, буквально каменным… Нет, что-то не сходится.
Так, а вот мне еще интересно: тот мужик, который ругался матом, и тот, который дал пинка собачке, это был один и тот же человек – или два разных? Потому что если их было двое, то не исключено, что это не просто некультурные дядьки, а жертва и преступник!
А вот собака совершенно точно была не одна и та же. Барни-Гуся вчера весь день нервировал лаем домомучительницу, значит, под окном у бабы Тоси гавкал потерянный папулей позавчера Гуся I! То есть он недалеко убежал и бродит по району, бедняжка…
М-да, надо Гусю I искать, а то получается, что мы его оставили на произвол судьбы, а ведь мы, Кузнецовы, своих не бросаем…
– Барни, ко мне! – Я призвала песика, и он неохотно, но все же подчинился. – К ноге, домой, шагом марш!
Хм, а собачка-то знает команды! За исключением неуставной в данном случае «шагом марш», этому его явно не учили… Ничего, папуля сей недочет исправит, ему только дай организовать кому-нибудь усиленную строевую подготовку.
– Жди здесь, – сказала я Машеньке, когда мы вышли к нашему подъезду. – Я оставлю собаку и вернусь…
– Кому ты ее оставишь?
– Надежному человеку тут, в одной особой квартире…
– У тебя всюду свои люди есть, да? – практикантка смотрела на меня с уважением.
Я стремительно росла в ее глазах: и служебная собака у меня есть, и свои люди, и конспиративная квартира!
– Свои люди – это мой основной актив! – ответила я совершенно искренне. – Жди, я быстро!
Папуля обрадовался песику, как родному, и широко распахнул ему объятия:
– Гусенька!
– Для сведения: полчаса назад он звался Барни, – сообщила я, заводя собаку в дом.
Барни-Гуся не потерялся – сразу же порысил на кухню, где папуля еще позавчера расположил на полу собачьи мисочки.
– Да он же голоден! – ужаснулся папуля, который всегда рад кого-нибудь накормить, и тут же ринулся к холодильнику. – Есть сырая говяжья печень и куриные котлетки, что ты будешь, Гусеночек?
Гусеночек умильным поскуливанием высказался в том смысле, что он будет всего побольше и можно без хлеба, и папа завертелся, как дервиш, готовя трапезу для нового члена семьи.
– Дюша! – пришла мамуля.
Сдвинула очки на лоб, посмотрела на собаченьку, многозначительно изрекла:
– Хм…
– Что-то не так? – нетерпеливо уточнила я. – Мне надо бежать, так что прошу не задерживаться с комментариями и заявлениями.
– Ты спешишь? Очень жаль, я хотела согласовать с тобой как со специалистом план фотосессии Гуси.
– Вообще-то, он Барни. Полностью будет Гуссейн-Барнабас.
– Барнабас?! Как вампир из готической трагикомедии Тима Бертона? Какая прелесть! – восхитилась мамуля. – Дочь, ты сама это придумала? О! Мои гены не пропали втуне!
Ага, так вот где я слышала это странное имя – Барнабас: так звали вампира в фильме «Мрачные тени»!
– Я никого не хочу обидеть, но, может быть, не надо Барнабаса? – нахмурился папуля, который недолюбливает мрачную готику, хотя именно в этом жанре работает его любимая супруга. – По-моему, это какое-то слишком зловещее имя для милого песика, а как вы яхту назовете, так она и поплывет…
– Да уж, у Гусенка плавучесть будет получше! – съязвила мамуля.
– А чем тебе не нравится Гусенок? Отличное уменьшительно-ласкательное от Гуси! – напрягся папуля.
– Ты его еще Гусаром назови! Солдафон!
Они яростно сцепились и с наслаждением заспорили, как делают по десять раз на дню уже тридцать пять лет. Тот случай, когда милые бранятся – только тешатся.
По опыту зная, что этот спарринг не прервать, я заглянула в комнату к бабуле и попросила ее передать папе, что выгуливать Барни-Гусю до моего возвращения не надо. Вечером я привезу ошейник и поводок, а до тех пор не будем выводить подопечного во двор, чтобы не потерять вторую собаку так же, как первую. Бабуля сказала, что все передаст, и я вернулась к ожидающей меня Машеньке.
Вид у нее был напряженный: брови танковым клином, глаза стрелковыми амбразурами, руки крестом на груди.
– Кгхм! – произнесла хмурая дева при моем появлении, и я повторила сказанное ранее мамуле: