Собачьи годы

Сыну, коли он хочет у отца о чем-нибудь дознаться, приходится кричать. Сперва околичностями, а потом и напрямик излагает он свою просьбу. Но мельник, хоть убей, никак его не расслышит – ни одним, плоским, ни другим, оттопыренным, своим ухом. Тогда сын формулирует свои желания с помощью грифеля на аспидной дощечке. Он требует денег – «Бабки! Монеты!» – ведь он тоже погорел не хуже отцовской мельницы: «На бобах сижу! Без гроша!» Папаша-мельник сочувственно кивает и советует сыну поискать работу либо на угольных складах, либо у него на мельнице.

– Попробуй тут пригодиться. Дело всегда сыщется. И пристройку мы как раз затеваем.

Но прежде чем сын с черным псом решит пойти к отцу в услужение, он как бы между прочим осведомляется, не знает ли мельник, случайно, одного человека, заядлого курильщика по прозвищу Золоторотик, и нельзя ли этого куряку при помощи мучных червей разыскать:

– Спроси-ка их при случае.

Тут мельник делается будто каменный. Мучные черви хранят непроницаемое молчание в своем стальном убежище от «Краусс-Маффай». И только волнистые попугайчики – страховой концерн Герлинга – по-прежнему щебечут в своей клетке – АО «Винтерсхалл». Тем не менее Матерн-младший решает остаться и первым делом сколачивает под козлами мельницы собачью будку для Плутона. Окажись здесь вдруг Висла и дамбы вдоль Вислы от горизонта до горизонта, то вон та зачуханная деревенька была бы Шивенхорстом, а здесь вот, куда каждое утро, кроме четверга, прибывают кокосовые короли и магнаты недвижимости, находилось бы Никельсвальде. Так это место вскоре и назовут: Ново-Никельсвальде.

Тем временем Матерн-младший помаленьку обустраивается. Отец и сын по всей форме подписали договор о найме. Отныне псу Плутону надлежит мельницу со всем содержимым охранять, а о всяком деловом визите извещать лаем. Сыну же вменено в обязанности регулировать внешнее течение направляемого червями хозяйственно-экономического процесса. В своем качестве домоправителя на сверхтарифном окладе он позволяет оборудовать у подножия мельничного холма автомобильную стоянку, но отвергает проект размещения здесь же автозаправочной станции. И покуда бензоколонки ищут и находят себе место на повороте от дюренского шоссе, он милостиво дает разрешение на строительство отделению федеральной почты и филиалу «Блатцхайм». Но вокруг стоянки дозволено возвести лишь одноэтажные постройки с трех сторон, дабы мельница – изображение которой украсило тем временем головку сувенирного значка-булавки – надлежащим образом превосходила в масштабах процветающие под нею предприятия. Небольшая телефонная станция и канцелярия обеспечивают передачу червячных указаний в ясных, логически законченных формулировках. В главном здании разместился небольшой и скорее простой ресторанчик, а также двенадцать одноместных и шесть двухместных гостевых комнат, дабы носителям червячной мысли было где с комфортом отдохнуть и переночевать. В подвале оборудован бар, где ближе к вечеру собираются у стойки адепты червячной правды, или, как сейчас бы сказали, представители продуктивных общественных сил. Побрякивая льдом в бокалах, похрустывая соленым миндалем, они как бы между делом воплощают в жизнь рекомендованную мучными червями тенденцию к образованию монополий, дискутируют спорный и давно изъеденный червями кодекс честной конкурентной борьбы, подвергают оный сомнению, открывают друг другу душу и процентные ставки, готовы временно поддержать, спокойно движутся в ту же сторону, реагируют неоднозначно, однако оказывают влияние и нажим, берут на заметку и на баланс, с места и в карьер, быка и за рога и при этом с улыбкой поглядывают на транспарант, вывешенный Матерном, домоправителем, где белым по красному выведено:

КАПИТАЛУ НЕТ ЖИТУХИ, КОЛИ ЧЕРВЬ МУЧНОЙ НЕ В ДУХЕ!

Ибо Матерн-младший активно участвует в беседах. При этом многие из его доводов начинаются одинаково:

– Марксизм-ленинизм доказал, что…

Или:

– На крыльях социализма человечество…