Собачьи истории

Его лицо страдальчески омрачилось, и у меня от жалости защемило сердце, но такое предупреждение смягчало предстоящий удар: ведь я знал, что Джинго может погибнуть в ближайшие дни. Даже теперь, тридцать лет спустя, я вздрагиваю, увидев в собачьих глазах этот желтоватый отлив. Пенициллин и другие антибиотики воздействуют на лептоспиры — штопорообразные микроорганизмы, возбудители этой болезни, но она все еще нередко завершается смертью.

— Ах так… — Он собирался с мыслями. — Но ведь что-то вы можете сделать?

— Ну разумеется, — сказал я энергично. — Я введу ему большую дозу противолептоспирозной вакцины и дам лекарства для приема внутрь. Положение не совсем безнадежно.

Я сделал инъекцию вакцины, хотя и знал, что на этом этапе она малоэффективна, — ведь иного средства в моем распоряжении не было. Вакцинировал я и Шкипера, но совсем с другим чувством: его это почти наверное уберегало от заражения.

— Еще одно, Джек, — добавил я. — Лептоспироз передается и людям, а потому, ухаживая за Джинго, принимайте все меры предосторожности. Хорошо?

Он кивнул и снял буль-терьера со стола. Могучий пес, подобно большинству моих пациентов, поторопился ускользнуть из смотровой, полной пугающих запахов, не говоря уж о моем белом халате. Джек проводил его взглядом и с надеждой повернулся ко мне:

— Посмотрите, как он бежит! Наверное, ему не так уж плохо?

Я промолчал, горячо желая, чтобы он оказался прав, но в моей душе росла гнетущая уверенность, что этот чудесный пес обречен. Ну, в любом случае скоро все станет ясно.

И все стало ясно. На следующее же утро. Джек Сэндерс потопил мне еще до девяти.

— Джинго что-то поскучнел, — сказал он, но дрожь в его голосе противоречила небрежности этих слов.

— Да? — Мое настроение сразу упало, как всегда в подобных случаях. — И как он себя ведет?

— Боюсь, что никак. Ничего не ест… лежит… словно мертвый. А иногда его рвет.

Ничего другого я и не ждал, но все равно чуть было не пнул ножку стола.

— Хорошо. Сейчас приеду.

Джинго уже не повилял мне хвостом. Он скорчился перед огнем, вяло глядя на рдеющие угли. Желтизна в его глазах стала темно-оранжевой, а температура поднялась еще выше. Я повторил инъекцию вакцины, но он словно не заметил укола. На прощание я погладил гладкую белую спину. Шкипер, по обыкновению, теребил приятеля, но Джинго не замечал и этого, замкнувшись в своих страданиях.

Я посещал его ежедневно и на четвертый день, войдя, увидел, что он лежит на боку почти в коматозном состоянии. Конъюнктива, склера и слизистая ротовой полости были грязно-шоколадного цвета.

— Он очень мучается? — спросил Джек Сэндерс.

Я ответил не сразу.

— По-моему, боли он не испытывает. Неприятные ощущения, тошноту — бесспорно, но это все.

— Ну я предпочел бы продолжать лечение, — сказал он. — Я не хочу его усыплять, даже если вы и считаете положение безнадежным. А вы ведь именно так считаете?

Я неопределенно пожал плечами. Мое внимание отвлек Шкипер, который, по-видимому, был совсем сбит с толку. Он оставил свою прежнюю тактику и больше не теребил приятеля, а только недоуменно его обнюхивал. Всего лишь раз он очень нежно подергал бесчувственное ухо.

С ощущением полной беспомощности я проделал обычные процедуры и уехал, подозревая, что живым больше Джинго не увижу.

Но хотя я этого ждал, утренний звонок Джека Сэндерса омрачил мне предстоящий день.

— Джинго умер ночью, мистер Хэрриот. Я подумал, что надо вас предупредить. Вы же собирались заехать утром… — Он пытался говорить спокойно и деловито.

— Искренне вам сочувствую, Джек. Но я, собственно, и предполагал…

— Да, я знаю. И спасибо вам за все, что вы делали.

Когда люди в такие минуты выражают тебе признательность, на душе становится еще хуже. А у Сэндерсов не было детей, и они горячо любили своих собак. Я знал, каково ему сейчас.

У меня не хватало духа повесить трубку.

— Во всяком случае, Джек, у вас есть Шкипер. — Прозвучало это неловко, но все-таки вторая собака могла послужить утешением, даже и такая старая, как Шкипер.

— Да, правда, — ответил он. — Просто не знаю, что мы делали бы без него.

Надо было браться за работу. Пациенты не всегда выздоравливают, и смерть порой воспринимается как облегчение: ведь все уже позади. Разумеется, только в тех случаях, когда я твердо знаю, что она неизбежна, — как было и с Джинго.

Но на этом дело не кончилось. На той же неделе Джек Сэндерс снова позвонил мне.

— Шкипер… — сказал он. — По-моему, у него то же, что было у Джинго.

Холодная рука стиснула мне горло.

— Но… но… этого не может быть! Я сделал ему профилактическую инъекцию.

— Ну, не берусь судить. Только он еле передвигает ноги, ничего не ест и слабеет час от часу.

Я кинулся вон из дома и прыгнул в машину. Всю дорогу до окраины, где жили Сэндерсы, сердце у меня бешено колотилось, а в голове теснились панические мысли. Как он мог заразиться? Лечебные свойства вакцины не внушали мне особого доверия, но я считал ее надежным средством предотвращения болезни. И ведь для верности я сделал ему две инъекции! Конечно, страшно, если Сэндерсы потеряют и вторую собаку, но куда хуже, если это случится по моей вине.