Собачьи радости (Избранное)

Сердце опять ушло в пятки:

- Не имеете права! За то, что признался, нельзя на каторгу! У меня есть свидетели!

Действительно, как мухи на сахар, на скандал налипала толпа. Долькину, после обещанной каторги, терять было нечего. Он вырвал у милиционера мегафон и закричал в него:

- Товарищи! Я первый сказал про труп!..

Долькин пригнулся, услышав, как его голос мощно грянул над улицей.

Лейтенант попробовал отнять мегафон, но Долькин отпихнул его.

- Товарищи! Минуту внимания! - заполнял пространство левитановский голос Долькина.

- Разойдись! - побагровевший милиционер пускал петуха, но переорать человека с мегафоном не удавалось пока никому.

- Это сумасшедший! - надсаживался лейтенант. - Сейчас он признается, что царевича Алексея убил!

- Поклеп! - опустилось с небес. - Царевича Алексея пальцем не тронул! А ведь до сих пор неизвестно, кто убил царевича Алексея! Это упрек в сторону ваших органов, товарищ лейтенант!

Милиционер схватился за голову, крутанулся винтом и с воем бросился прочь. А Долькин, замирая от восторга, слушал густой бас, текущий из мегафона. Хронический страх выходил через поры, как простуда после чая с малиной.

После долгих лет молчания, кивания головой Долькин будто впервые в жизни заговорил. С удовольствием тянул гласные, чеканил согласные.

И его слушали. Еще бы! Голос гремел! Вот она, долгожданная та минута, когда можно высказать все, что накопилось в душе! И Долькин рявкнул:

- "Москвич" сорок пять - двадцать шесть, остановитесь!

Он и сам не понял, почему в мегафон ушла эта фраза, но "Москвич" послушно затормозил. Выскочил лысый водитель и, нервничая, протянул права:

- Я что-то нарушил?

Долькин взял права. Открыл. Почитал. Обошел машину. Заглянул в салон. На заднем сиденье лежали три палки твердокопченой колбасы.

Долькин выпрямился и заявил в мегафон:

- Колбаса!

Водитель метнулся к машине и протянул Долькину одну палку.

- Разрешите ехать?

- Проезжайте!

"Москвич" упорхнул.

Долькин повертел в руках колбасу, проглотил слюну и опустил руку с колбасой вниз. Очевидно приняв колбасу за жезл гаишника, рядом затормозила зеленая "Волга". Из нее, тихонько ругаясь, вылез парень в кепке.

- Виноват, шеф! - сказал он и протянул права. Долькин открыл. Там лежала сложенная пополам десятка.

- Машина государственная? - спросил Долькин через мегафон.

Парень кивнул.

- А девицу провозим личную! Ай-яй-яй! - разнеслось над улицей.

Долькин сунул десятку в карман, права отдал и погрозил колбасой.

"Волга" исчезла.

С мегафоном в левой руке и с колбасой в правой Долькин почувствовал себя главнокомандующим улицей.

- Товарищи! Не скопляться! Переходим дорогу! Живей!

Люди послушно побежали через дорогу. Одна женщина замешкалась и поковыляла на красный свет.

- Гражданочка в синем, вернемся! - прогремел голос Долькина. Женщина подошла. Глаза ее бегали, пальцы нервно сжимали кошелку. Долькин просверлил женщину глазом до позвоночника и спросил:

- Что в сумке?

- Баклажаны, - выдохнула женщина. - А разве нельзя?

- Заплатите штраф за переход улицы на красный свет с баклажанами! Шесть рублей!

Женщина протянула две мятые трешки.

- Еще раз увижу с баклажанами... получите пятнадцать суток! За хулиганство!

Женщина перекрестилась и бросилась в обратную сторону, решив, что лучше улицу не переходить.

Высоко в небе тащил за собой белую полосу самолетик. Долькин заметил его и заорал в мегафон:

- Прими левей!

Самолетик мгновенье промедлил и двинулся влево. Долькин расхохотался, до того хорошо стало на душе.

Долькин лихо размахивал колбасой, вещал в мегафон, забыв про все страхи, и тут вдруг видавшая виды дворняга, перебегая улицу в неположенном месте, рванула из рук колбасу за макушку. Долькин почти достал наглую мегафоном, но та ускользнула и, счастливая, бросилась прочь, на ходу заглотив колбасу.

- Дворняга, остановитесь! - рявкнул Долькин, но звук вдруг пропал. Он тряханул аппарат, дунул, прошептал: "Раз! Два! Три!" - но была тишина...

Шли пешеходы, летели машины, жизнь продолжалась, но Долькина в ней уже не было.

Исчез звук, пропал голос. И разом вернулся в Долькина страх. Он вспомнил все, в чем признался: и труп, и наркотики, да еше мегафон, отнятый у представителя власти...

Как в испорченном телевизоре, зарябило в мозгу одно слово: "каторга", "каторга", "каторга"... Только что с мегафоном и колбасой он был свободным человеком, а теперь снова стал тем Долькиным, которым был раньше.

Подъехала милицейская машина. Из нее выскочили трое с погонами. Старший сказал:

- Отдайте мегафон и успокойтесь! Вы ж ничего не нарушили! Садитесь в свою машину и уезжайте! Только спокойненько!

Долькина усадили в автомобиль, пристегнули ремень и, козырнув, захлопнули дверцу. Долькин остался один в своих "Жигулях", в которых всегда был чужим. Он с завистью посмотрел на родимый трамвайчик, набитый людьми, и включил зажигание, бормоча: "За что же мне эта каторга, господи!.. "

Письмо Зайцеву