Собачья королева

Из кухни в коридор выходит сутулый мужчина в тренировочных штанах и майке и бухается на колени перед мальчиком и собакой, закрыв лицо ладонями. Мальчик, опешив, думает, что мужчина хочет извиниться перед ним и пытается поднять его с пола. Но всё бесполезно. Мужчина плачет. А чёрная собака, хвост которой начинает слабо вилять, лижет руки мужчины, сцепленные в замок на лице.

— Где мама, папа Дима? Где мама? Что у вас тут, чёрт побери, происходит?

Мужчина убирает руки от лица. Собака слизывает слёзы, текущие по его лицу. Мужчина нежно гладит собаку по спине. Он поднимает голову к мальчику и явно хочет ему что-то сказать. Но тут в прихожую заходит женщина. Она пришла из магазина. На губах холодная саркастическая улыбка. Волосы больше не рыжие. Теперь они цвета соломы, такие, какие всегда были у Ани Пугачёвой.

— Ну вот и вся семья в сборе. Вань, ты что же, Фредди на эту дворянку сменял?

— Где моя мать? — Мальчик отступает от женщины к широкой дубовой лестнице с резными перилами, ведущей на второй этаж, собака семенит за ним. — Я ездил в Питер и написал заяву на вас. Они скоро пришлют следственную группу и во всём разберутся! Вас с папой Димой посадят. А пока близко ко мне не подходите.

— И не подойду! Позорник! Мы всю жизнь на тебя угробили, а ты нас чёрт-те в чём обвиняешь! От родной матери отказываешься! Сучку какую-то подзаборную притащил. Я ради тебя решила от любимых собак в доме отказаться, а ты тварь блохастую притащил. А ну немедленно во двор её! Пусть до санобработки в вольере у Зурика сидит!

— Нет! — твёрдо отвечает мальчик. — Она будет жить в моей комнате! Это моя собака!

— Что?! — Женщина бросает пакеты с продуктами на пол. — Твоя собака, твою мать? Ну-ка быстро оба вон! И ты и твоя сука приблудная!

— Вот уж фиг, — говорит мальчик, — это мой дом и моя собака. А сука приблудная здесь только одна.

Собака прячется за мальчиком и мелко дрожит, прижавшись к его ногам.

— Не надо! Пусть! Пусть идут. — Вставший с колен мужчина пытается обнять сзади, успокоить и утихомирить женщину.

— Гляди-ка, — удивляется женщина, — немой заговорил.

— Не твой. Точно не твой, — довольно улыбается мальчик хоть маленькой, но победе.

Женщина злобно отпихивает мужчину в сторону, молча поднимает пакеты, заносит их в кухню и тут же выходит оттуда, обращаясь к мальчику, который, держа собаку на руках, поднимается по широкой дубовой лестнице с резными перилами на второй этаж.

— Иван! Я твоя мать, что бы ты там себе ни придумал. И у нас действительно большие проблемы. У нашей семьи. Прости, что я сорвалась на тебя. Когда отдохнёшь, нам нужно будет серьёзно поговорить. Одной семейной тайной должно стать меньше.

— У моей семьи никогда не было тайн, и говорить нам не о чем.

Мальчик уже на втором этаже. Они с собакой заходят к нему в комнату и он закрывает дверь на замок изнутри. Стол с компьютером, постеры Снуп Дога и Касты на обитых вагонкой стенах, застеленная кровать. Всё, что ему сейчас нужно, — кровать. Родная, старая, скрипучая, принимающая форму его тела кровать и подружка-подушка, набитая гречневой шелухой. Не успел лечь, как уже заснул.

Заснул и тут же попал в треклятый, повторяющийся раз за разом кошмар, преследующий его с глубокого детства.

Мальчик пришёл домой раньше, чем обычно. Уроки отменили. В школе карантин. Дверь в его квартиру на первом этаже открыта. Мальчик заходит. В прихожей тихо. Ни мамы, ни Лорда Генри. Папа Дима, как всегда, на работе. В кухне поскуливают запертые щенки — друзья мальчика. Тихонько царапаются в дверь.

— Ма, ты дома?

Тишина. Но он знает, что мать дома. Её уличная обувь стоит у дверей, плащ висит на вешалке. Просто она чем-то занята или играет с ним. Но он сейчас не хочет играть. Его мучает один вопрос. Сегодня его опять обидели. Ему опять сказали, что он собачий сын.

«Ма, кто мой отец?» — он обязательно спросит её сейчас. Только найдёт и сразу спросит. И не отстанет, пока не получит чёткий и ясный ответ, а не обычные мамины отговорки, шуточки-прибауточки. Хватит отшучиваться — он уже не маленький.

Дверь в мамину комнату закрыта не до конца. Мальчика пронзает внезапный страх. Только что он шёл к дверям такой смелый и уверенный, а теперь у него подкашиваются ватные ноги и по спине змейкой бежит холодок. Он боится того, что может увидеть в комнате. Боится настолько, что уже как будто увидел то, чего боится. Увидел, хотя даже представить такое не может. Не может и не хочет. Но эти гады говорят, что такое бывает. Они смакуют грязь, выливающуюся из их гадких ртов, они смеются, строят рожи, изображают своими погаными телами, как это бывает, гавкают и смеются, смеются, смеются. Рот мальчика перекашивается от ненависти, губы мелко трясутся. Он сейчас откроет дверь, и ничего не случится. Ничего страшного, мерзкого и гадкого он не увидит.