Собачья звезда Сириус, или Похвальное слово собаке

Звучит, конечно, хорошо, но, как и все, что придумали люди, имеет оборотную сторону. Чтобы понять это, вам следует побеседовать со старым опытным ветеринаром. Однажды с гневом и возмущением он рассказывал мне, что к нему частенько являются люди с просьбой сделать смертельный укол их собаке. Причина: собираются в отпуск к морю, а пса некуда девать. И потому он должен умереть! Собака — друг человека, собака, которая не бросит своего хозяина никогда и ни за что… Конечно, ведь ей, собаке, не нужно ехать к морю, недельки эдак на две…

Жуть берет, когда слышишь такое и представляешь себе человека, чья собака в это время сидит в машине и терпеливо дожидается его возвращения.

Конечно, закон этого не запрещает, потому что по закону животное-вещь, то есть имущество, с которым хозяин вправе обходиться по собственному разумению. Свою дорогую хрустальную вазу он, если того пожелает, тоже может безнаказанно разбить. Что же касается животных, их запрещено мучить. Вот мучить — это уже противозаконно.

Я не хочу показаться сентиментальным, но убежден, что в этом законе, словно в кривом зеркале, бесчеловечный человек видит самого себя.

К счастью, я видел множество заплаканных людей, которые покидали ветеринарную лечебницу одни, без своей собаки. Чтобы положить конец мученьям, ее пришлось усыпить — единственно такую меру подсказывала их совесть.

Да, все-таки на свете хороших людей больше, спасибо и на этом!

Мой пес доберман умер от инфаркта: прекрасная легкая смерть. Но как трудно смириться с ней, особенно если это случилось на твоих глазах.

Был погожий летний день, и мы гуляли по лесу. Мы уже возвращались домой, когда он, совсем как обычно, взял какой-то след. Скорее ощущая полноту жизни, чем собираясь охотиться на самом деле. И я слышал, как он лаял. Я свистнул, и он уже возвращался. В кустарнике раздавался шум его шагов, его дыхание. Вот он спустился с небольшого пригорка и перескочил через широкую канаву. И вдруг стал как-то странно валиться на землю, будто что-то душило его. Я подбежал, спазм, очевидно, отпустил его, он поднялся и пошел рядом со мной. Он ступал сосредоточенно и степенно, словно сам удивлялся, что же это такое с ним приключилось. Еще два раза у него подсеклись задние ноги, но он поднимался и смотрел на меня, словно просил прощения и стыдился своей неожиданной слабости.

Мы направлялись к дому, и он это знал — мы столько раз ходили по этой дороге. И вдруг мой пес остановился и лег под дерево в тень. Он явно устал и дышал медленно и тихо, будто собирался уснуть.

…Его выдавали глаза: он смотрел на меня, но мне казалось, что он меня не видит, глаза постепенно угасали… Вдруг он глубоко вздохнул. И перестал дышать! А я стоял над ним и боялся признаться себе в том, что стряслось.

Он спит, твердил я, конечно, он спит…

Так оно и было. Только больше он не проснулся.

Все случившееся было так же просто, как дерево, под которым он лежал, как тень в лучах летнего солнца, как волнующееся вдалеке поле.

Признаюсь, в воспоминаниях я вижу его живого: он мчится ко мне и вдруг весело кидается назад, как делал всегда, когда звал меня поиграть.

Куда ты бежишь, дурашка?

Впрочем, я отлично знаю, что бежит он, опередив меня, туда же, куда медленно и неотвратимо иду и я.