Собачий переулок

— Что же, — накинулся на Анну Боровков, — что же, если я тебя сейчас затащу в угол да изнасилую, все должны мимо проходить: это личная моя жизнь! Так, что ли?

Анну заговорили, закричали, так что уже ей и возразить было нельзя, да и не находилось острых слов или таких, которые имели хотя бы кажущуюся убедительность и внешнюю значительность. Тогда, прорвавшись вперед, прямо в лицо Королева она крикнула:

— К делу! Говори, чем Хорохорин твою честь оскорбил?

Что-то в ее голосе было истерическое. Сеня поднял руки, растопырив щитками ладони, чтобы утишить толпу, и сказал:

— Товарищи! Уже одним фактом самоубийства любой наш товарищ нас оскорбляет, потому что это означает, что у нас плохо, мы ничего не дали, мы сами плохи, и все, что мы делаем, ничего, кроме разочарования, не приносит…

— У него были свои причины… — не договаривая, вставил кто-то негромко сзади, и узнать, кто сказал, нельзя было.

— Да, я знаю, я слышал! — продолжал Сеня. — Так и это не причина, потому что медику вовсе непростительно по-мещански рассуждать: что, дескать, неизлечимо! Да он еще и не знал, что дало исследование… Да и это не важно, — заговорил с новой силой Сеня, — если бы еще с какими-то натяжками как-то можно было понять самоубийство, то уже убийство женщины, и при таких обстоятельствах, является фактом прямо-таки невыносимым…

Неожиданно из задних рядов, теперь уже доходивших до самой двери, кто-то крикнул:

— Одну минуточку, Королев! Тебя тут спрашивают!

Сеня неохотно приподнялся на турнике:

— Кто спрашивает?

— В чем дело, кто там? — заворчали кругом.

Неужели нельзя подождать? Кому я нужен сейчас?

Тот же голос ответил:

— Это, оказывается, инспектор из уголовного розыска…

— Нам не до него! — крикнула Анна.

— Да он относительно Хорохорина узнать пришел, товарищи!

— Ступай, Королев! — согласился Боровков. — Мы тут без тебя потолкуем пока…

Он с такой выразительностью покосился на Анну, что Сеня, не сомневаясь в убедительности его аргументации, не мог не шепнуть ему на ходу:

— Смотри только до бокса не договорись!

На минуту наладившийся было вольный митинг расстроился. Сеня протискался через толпу к дверям и тут столкнулся с ожидавшим его человеком в меховой шапке с опущенными ушами.

— Я Королев, — коротко сказал он, — в чем дело, что за спешка такая…

Пришедший взглянул на него, важно тряхнул портфелем и наклонил голову.

— Извиняюсь…

Выдержав паузу, он тут же добавил не без некоторой даже гордости и сознания своего достоинства:

— Я субинспектор 2-го района, где произошло несчастье…

— Ну и что же?

— По долгу службы, для выяснения некоторых весьма загадочных обстоятельств происшедшего…

Слушавшие их насторожились. Сеня посмотрел на пришедшего с недоумением, но тотчас же пригласил его идти за собой и провел в тихий уголок библиотеки. Тесное кольцо расступилось перед ними, и в спины их впились не без любопытства еще не потухшие после спора глаза.

Глава II Лучше умереть обоим!

Без всякого преувеличения можно сказать, что Осокин ворвался на место происшествия, когда еще в комнате не рассеялся дым и запах выстрелов.

Вопреки утверждениям многих авторов, как видно из фактов, он явился туда с такой поспешностью далеко не случайно. Живая жизнь связывает часто людей такими тончайшими нитями, с такой последовательностью, каких не выдумать и самому изощренному фантазеру. Самый занимательный романист никогда не выдумывает, но лишь комбинирует наблюденные в жизни факты и совпадения. Это, впрочем, не избавляет его от опасности быть заподозренным со стороны читателей в неправдоподобии его комбинаций…

Мы вне этих подозрений, так как не сочиняем роман, а лишь излагаем в подробностях живую хронику событий в нашем городе, к тому же известных уже из массы устного и печатного материала, обошедшего всю Россию еще так недавно.

Растолкав собравшихся любопытных, толпившихся уже во дворе, затем на лестнице, в коридоре, на кухне, Осокин остановился на пороге комнаты.

На него посмотрели с изумлением. Какая-то старушка шепнула вопросительно соседке:

— Отец, что ли? Говорили, у ней отец был где-то.

— Был, был, бочарейный отец! Мастерскую арендовал на цементном заводе! Только не схож — тот хромой, видела я его: был он у покойной разика два…

Осокин как будто и слышал и не слышал, что шептали за его спиной, но куда-то в подсознание этот шепот вошел.

«Не она, не она!» — подумал он со смешанным чувством разочарования и радости и, толкнув дверь, вошел в комнату. Сидевший за столом милиционер тотчас же встал и, узнав Осокина, доложил довольно равнодушно:

— Студент оказал признаки жизни, его отправили в больницу… А остальные все как есть, извольте осмотреть!

Осокин не слышал. Он глядел на простыню, сорванную с кровати, прикрывшую лежавшего на полу человека, как будто раздумывая, подошел.

Милиционер услужливо сдернул покрывало.

— Кто это? — глухо спросил Осокин.

— Курсисточка, говорили, — не без сочувствия ответил милиционер. — Фамилия Волкова. Верой звали. Кажется, студент тот ее пристрелил, а возможно, и по обоюдному согласию… Записочка на столе, как есть…