Сквозь чёрные зрачки девушки ему удалось разглядеть только то, что было на самой поверхности сознания: злость, страх, раздражение, жгучее презрение к нему (а вот это оказалось обидно). И ещё её нелепые, совершенно неоформленные ни во что конкретное, но всё же явно читаемые чувства. Чувства к Блэку. Он увидел обрывки картинок, где Оливия была рядом с ненавистным гриффиндорцем, почувствовал её нежный трепет, и ему стало противно. Настолько, что захотелось срочно запереться в ванной и отмыться от всего этого. Потому что этот человек не заслуживал ни капли счастья, всегда достававшегося ему так легко. За что он его ненавидел? Да за то, что тот за человека его не считал! За то, что Блэк вместе с проклятым Поттером умудрились даже его первую в жизни поездку в Хогвартс-экспрессе испортить. За то, что унижают его столько лет.
Злость заклокотала внутри у Северуса с огромной силой, и он забылся, выкрикнув на весь коридор:
— За то, что он меня чуть не убил! — а потом в ужасе осознал, что вообще сказал. Случайно показал свою слабость.
Розье так и застыла перед ним, открыв рот в полном непонимании, испуганно смотря на Снейпа. Он почувствовал, как разгорячённая кровь отхлынула от лица, делая его снова привычно бледным, остужая голову. Слизеринец развернулся и зашагал прочь, не оборачиваясь. Спустя минуту Розье догнала его, пытаясь расспросить, что он имел в виду, но Северус упрямо молчал, делая вид, что её здесь нет. Он слышал сквозившее в голосе девушки беспокойство, понимал, что она напугана таким громким (но правдивым!) заявлением о своём возлюбленном, но не собирался ей ничего объяснять. Пусть сама спросит у Блэка и разочаруется раз и навсегда. Единственное, что он бросил ей напоследок, было:
— Твоему брату уже всё известно, так что оставь меня в покое.
***
Оливия сидела на подоконнике в пустом коридоре в северном крыле, рассматривая вид за окном. Ветер остервенело раскачивал деревья, мотая ветвями из стороны в сторону, взметал дорожную пыль в воздух, колыхал воду в Чёрном озере, видневшемся из этой части замка. Свинцовое небо напряжённо висело над Хогвартсом, опускаясь всё ниже, и было готово в любой момент обрушить на землю ледяной дождь. Погода была просто отвратительной, но она прекрасно соответствовала настроению девушки. После разговора со Снейпом (если, конечно, это вообще можно было так назвать) ей было откровенно не по себе. Он вывалил на неё совершенно непонятную информацию и бросил здесь одну, в полном недоумении и растерянности. Ещё и подтвердил, что Эван в курсе всего произошедшего, и теперь ей крышка. Это лишь вопрос времени, когда он решит в очередной раз взять на себя роль отца и наказать девушку за проступок.
Гнетущее ожидание, все эти дни выматывавшее её, теперь только усилилось. Усилилась и тревожность, потому что ей предстояло выяснить у Сириуса, о чём таком говорил Снейп. Она пыталась тешить себя надеждой, что Северус ляпнул что-то странное про убийство просто так, но у него было такое лицо… Было не похоже, что он пошутил или соврал.
Розье пропустила обед, не желая сейчас видеть ни Блэка, ни Снейпа, ни тем более Эвана. Всё время большого перерыва она так и просидела в этом коридоре одна, размышляя над тем, что же ей теперь делать. Казалось, выхода просто нет. Может быть, Оливия немного драматизировала. Самую малость. Но опыт прошлых лет убеждал её в том, что она имела полное право действительно бояться брата. Она задумалась: как же так вышло, что их отношения стали такими? Ей казалось — так было всегда. Но как известно, человек быстро ко всему привыкает, забывая, как было раньше. А потом оглядывается и с ужасом осознаёт, в какой кошмар превратилась жизнь. Так случилось и с Оливией.
Пока они были детьми, Оливия и Эван могли похвастаться трогательной дружбой, существовавшей между двумя погодками. Мальчик искренне обожал младшую сестру, как и она его, они всё время проводили вместе, и им обоим доставалось одинаковое количество родительской любви. Всё стало стремительно меняться, когда умерла миссис Розье. Эван замкнулся в себе, перестав хоть как-то контактировать с Оливией. Дети были полностью предоставлены няньке, а отцу было совершенно не до них.