Собака, дедушка и Антарктида

Щенок решил поспать. Он поменял положение тела, потом снова лег по-другому, но передумал укладываться. Поднялся на все четыре лапки и доковылял до дедушки.

– Аааа, ленивец, решил все же познакомиться со мной? Дай лапу мне и я скажу тебе, как меня зовут.

Щенок смотрел в глаза дедушки и весело вилял хвостом. Дедушка пояснил:

– Дай лапу, это означает дать лапу, – с этими словами взял аккуратно лапку Каспера и мягко сжал ее, – запомнил? Дай лапу!

Каспер, с восторгом глядя на дедушку, в котором разглядел своего наставника, поднял переднюю правую лапку.

– Ай, молодца! Ай, умница! Настоящий пес! Что ж, я Владимир. Так меня и зовут. Запомнил?

Каспер старательно запоминал, наклонив голову на бок и сморщив свой складчатый лоб, а из игровой комнаты послышался шум. Саша с Юлей спорили чей самолетик пролетит дальше. Самолетиков они сложили из бумаги много и каждый следующий должен был становиться все лучше и лучше, но все самолетики летели плохо.

Дедушка уже допил свой чай и поднялся из за стола, сказав собаке:

– Пора нам с тобой вмешаться.

Услышав "нам с тобой", Каспер каждой клеточкой своей кожи ощутил себя настоящим псом.

Дедушка вошел в комнату к внукам и перехватил летящий прямо в него самолетик:

– Летит не важно. Сейчас я научу вас складывать настоящие самолетики, – с этими словами развернул самолетик, который поймал, собираясь сложить его правильно и замер, разглядывая лист в клеточку из которого самолетик был сложен. Это был исписанный шариковой авторучкой лист из старой пожелтевшей тетради. На обратной стороне блеклый рисунок.

– Где вы взяли эту тетрадь?

Ответил Саша:

– В папке с цветным картоном лежала. Она старая очень. Тетрадка эта. Мы тебе дадим другие листы из нее. Этот самолетик выброси, не переделывай.

Дедушка улыбался, просматривая расправленную страницу. Голос стал пушистым, как его борода:

– Это же мой дневник. Я думал, что никогда не найду его. Надо же… Пожелтел – то как.

– Дневник? Твой дневник? – растерялись дети и принялись быстро собирать разбросанные по комнате бумажные самолетики. Когда они были все собраны, дедушка с внуками уселись на диван и распределили страницы порванного дневника по порядку.

– Дед, почитаешь?

– Конечно! "Ленинград, шестнадцатое ноября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Отошли от стенки порта в одиннадцать часов дня и взяли курс на Копенгаген Дания.

– Ты был капитаном?

– Ты же строитель!

– Ты ходил в плавание? – дети наперебой принялись задавать вопросы.

– В плавание ходил, а матросом не был. Тем более, капитаном. Был я всегда строителем, так строителем и остался, – ответил дедушка.

– А как же плавание? Дневник… Придумал все?

– Ничего не придумывал. Все написано, как было на самом деле. Документально. Строители, думаете, только в городе нужны? Строители нужны везде. Даже в Антарктиде! Туда я и отплыл шестнадцатого ноября. Это была моя вторая поездка, а первая состоялась двадцать пятого октября тысяча девятьсот восьмидесятого года.

Саша и Юля смотрели на своего дедушку так, словно, впервые увидели его. Они всегда знали, что дедушка не боится ни ветров, ни холодов, но, чтобы в Антарктиду… Строителем! Брр… Даже борода дедушкина теперь стала для них не простая, а антарктическая.

У Каспера ветер ледяной в ушах засвистел, настолько проникся он началом рассказа, услышав загадочное ледяное и леденящее душу слово "Антарктида".

– Дедушка! Но ведь, там невыносимо холодно! – испуганно скороговоркой проговорила Юля.

Она всегда, когда волновалась, говорила очень быстро.

– Так я ж сибиряк! Мне холод, как пингвину лед. Холод – мой родной материк. Моя земля.

Каспер прижал уши и сжался, представив себя среди снегов. Он конечно зимний пес и зима его самое любимое время года, только пусть она, зима эта будет рядышком. Ни к чему за ней в Антарктиду плыть.

– А как ты попал в это плавание? – спросил Саша.

– Жил в центре города во дворе прямо около Шереметьевского дворца. Там тогда располагалась организация АНИИ. Арктический Научно Исследовательский Институт. Около него СМУ. Строительное управление. Я в нем работал при этом СМУ и вот, предложили мне поехать поработать среди льдов. Я согласился. Документы оформил еще в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, а осуществить поездку смог только в тысяча девятьсот восьмидесятом. Дневник начал вести уже во второй своей экспедиции, когда понял, что это только кажется, что никогда ни о чем не забудешь. А забывается. Хочется потом вспомнить в деталях многое, да не можешь, если не записывал.

– А почему не смог поехать в семьдесят четвертом году?

– Потому, что папа ваш учиться плохо стал и хулиганить начал. Побоялся я бабушку вашу одну оставлять с ним. Как она справится? Упустит парня. Вот, когда все наладилось и отец ваш за ум взялся, на работу устроился, тогда и отплыл я в Антарктиду. Двадцать пятого октября это было. Тридцать восемь дней пути до места работы.

– Ого!