— Останься! — рявкнул Корентин. Он хотел было схватить гостя. Потом отдернул руку и быстро заговорил смягчившимся голосом: — Я вовсе не запрещаю тебе иметь дело с язычниками. С моей стороны это было бы глупо. Мы все время должны общаться с ними. В такой дружбе нет ничего дурного. Сам Господь завещал нам любить их. Я имел в виду лишь бесовские обряды.
— Конечно, я это понимаю. Но она… совершает обряды. А дом у нее заполнен колдовскими амулетами.
— Мне это известно. Я, само собой, не могу запретить тебе посещать ее, если, конечно, сам ты в этих мерзостях участия не принимаешь. Но разве ты не способен донести до нее Истину?
— Да я пытался. Она мне чуть ли на дверь не показала. Больше я уже и не пробовал.
— Ну что ж, — Корентин вздохнул. — Я буду за нее молиться. А ты старайся исполнить волю Божью.
— Гм?..
— Тобою все восхищаются. Ты, наверняка, и сам это знаешь. Ты являешь собой благотворный пример. С некоторых пор на мои проповеди приходит все больше язычников. А проповедников, которых я к ним направляю, встречают дружелюбно. Многие люди стали обращаться ко мне с просьбой о крещении.
Грациллоний нахмурился и, поколебавшись, сказал:
— Я пока не буду, чувствую, что не смогу жить без греха.
— Это сможет лишь святой, сын мой.
— Я буду стараться делать все, что должно, но во мне слишком много злости.
— Мстительности. Но и честности.
— Я все думал, что мне нужно делать. Удалиться в пустыню и молиться там сорок дней или сделать что-нибудь еще в этом роде я не могу. Здесь у меня слишком много работы.
Корентин улыбнулся в бороду:
— И это после наших с тобой уроков…
Голос его зазвучал торжественно:
— Ладно, ответь мне правдиво. Веруешь ли ты в единого Бога, пославшего Сына своего единородного на землю, веруешь ли, что Отец, Сын и Дух Святой спасут нас от грехов наших, веруешь ли в жизнь вечную?
— Да. Я должен. Думаю, что должен.
— Значит, Грациллоний, ты назовешь себя христианином?
— Мне… хотелось бы так себя назвать.
— Пока этого достаточно. По правде говоря, не думаю, что поспешное крещение — хорошая идея. Ты теперь новообращенный, сын мой, не готовый пока принять участие в Таинстве, но брат в глазах Бога.
— Христианин. — Грациллоний покачал в изумлении головой. — И странно, и нет. Я пришел к этому постепенно.
— Чем работа совершается медленнее, тем надежнее будет результат. Надеюсь, так и случится.
Грациллоний помолчал, а потом как в воду бросился:
— Могу ли я, такой, как я есть, жениться на крещеной христианке?
Корентин весело рассмеялся:
— Ха! Ты думал удивить меня? Я только ждал, когда ты задашь мне этот вопрос. Эх ты, бездельник! Верания уже набралась храбрости и задала мне этот самый вопрос.
— А вот и я, — хрипло сказал Кэдок. — Зачем вы меня позвали?
В конфлюэнтском доме Руфиния он чувствовал себя не в своей тарелке, и не из-за того, что дом этот был маленьким и непритязательным, а из-за самого владельца. Руфиний был хуже язычника, потому что абсолютно ни во что не верил, а друзья его — беглые багауды, как и он сам, да к тому же скрывавшиеся в лесах. Под веселой маской он прятал какую-то тайну, и это рождало самые невероятные предположения. Темная комната, заполненная всякими диковинами, лишь подтверждала молву. По небу ходили тучи, отбрасывая колеблющиеся тени на пленку в оконных рамах. Ветер шумел, словно море, а они с Руфинием были похожи на потерпевших кораблекрушение матросов на необитаемом острове.
Руфиний блеснул зубами, одарив гостя быстрой, приводящей в смущение улыбкой.
— Да я с разными людьми встречаюсь, — сказал он на латыни. — Сегодня дошла очередь до тебя. — Он указал жестом на табурет. — Присаживайся. Могу предложить вино, эль, мед. Такого меда ты нигде больше не найдешь.
Кэдок отверг оба предложения.
— Зачем вы это делаете?
— Ты хочешь знать, зачем я тебя позвал? Ну, во-первых, ты отважно сражался, хотя, конечно, это не единственная причина. Тем более что безрассудная отвага отнюдь не достоинство. Грациллоний твой тесть, ставший с недавней поры христианином. Ты стараешься осуществить его планы: делаешь обзор необжитой территории для будущих дорог. Ну конечно, я знаю, чем ты занимаешься. И узнал бы, даже если Грациллоний сам бы мне об этом не рассказал. Я сейчас тоже стараюсь воплотить его намерения и для этого хочу организовать некий синдикат.
— Ну-ну, поосторожнее! — забеспокоился Кэдок. — Я не… В моей работе нет н-ничего незаконного. Я не хочу иметь ничего общего с… людьми, находящимися вне закона.
Руфиний поднял брови:
— С такими, как я?
— Вы это сами сказали.
— Быть может, ты боишься меня выслушать?
— Говорите, — отрезал Кэдок.
Руфиний пошел в другой конец комнаты, достал кувшин, налил меда в две кружки. Занимаясь этим, не переставал говорить. Тон его был ровен, но неожиданно серьезен.