Собака и Волк

— Наше теперешнее жилище может стать веселым местом.

Она молча смотрела на него.

— Эта молоденькая девочка, дочка Катуалорига, — сказал он, — не раз мне подмигивала, да и он намекнул, что в качестве зятя и отца его будущих внуков предпочтет меня местным парням.

— Что?

Он услышал да и увидел по ее лицу, что она была в ужасе. Поспешно добавил:

— Да я тебя дразню.

И не мог не прибавить:

— Возможно.

Нимета сжала левую руку в кулак, облизала пересохшие губы и с трудом сказала:

— Да я не имею права…

А потом взмолилась:

— Нет, ты слишком хорош для этой немытой девчонки!

— Не плачь, — попросил он. — Пожалуйста, я пошутил.

Она сморгнула слезы:

— П-правда?

— Ну, не совсем, — мрачно признался он. — Я же ведь живой человек, а она на все готова. Но было бы жестоко уехать и бросить ее.

— Уехать? Куда же ты можешь уехать?

— Да куда угодно, — он не мог сдержать горечи. — Ты зря сказала о себе, что бесполезна. Но кто такой я? Вот закончу эту работу и что буду делать? Я нарушитель закона, находящийся в розыске. Вряд ли я смогу пахать землю или что-то выращивать. Да это и не по мне. Разве это жизнь для моряка? Придет весна, и если мы все еще будем здесь, уеду.

На побелевшем лице видны были лишь огромные зеленые глаза.

— Что ты будешь делать?

— Поеду на юг, — голос его звучал все решительнее. — Кто меня узнает, когда я сменю имя? Матросом на судно я всегда устроюсь. Любой шкипер, что отважится сейчас выйти в море, на закон не обратит внимания. Заработаю на проезд в Британию. Думаю, это возможно.

Нимета протянула к нему руку.

— Нет, Эвирион, — умоляюще сказала она. — Не оставляй меня.

— Не бойся. Здесь ты будешь в полной безопасности. Катуалориг даст тебе продукты и топливо. Ему это не в тягость. Он хороший охотник, и зверья здесь полно, к тому же у него коровы.

— А разбойники, варвары…

— Да они сюда не придут. К тому же им здесь нечем поживиться. Здешние жители не посмеют и пальцем тебя тронуть. Грациллоний их тут же покарает. Более того, все они знают, что в случае необходимости ты сможешь наслать на них проклятие.

— Да ведь я боюсь за тебя! Ты идешь в самое пекло…

— Ничего со мной не случится. Ну если и умру, так врагу тоже не поздоровится. Во всяком случае, это лучше, чем… — он замолчал.

— Что? Говори.

Он решился:

— Пустота. И бесконечное желание…

Она долго молчала. Ветер шевелил ее волосы. Казалось, танцевало пламя. Наконец она вздохнула и сказала:

— Мы должны с этим покончить.

— Как?

Она посмотрела ему в глаза:

— Я тебя люблю, Эвирион.

У него не было слов.

— Я не смела сказать этого, — она говорила почти спокойно. — Сейчас должна. Я буду твоей. Почему ты меня не обнимешь?

Он придвинулся к ней и обнял ее дрожащими руками.

— Я никогда… сознательно… тебя не обижу, — срывающимся голосом сказал он.

— Я знаю, ты будешь добр. Думаю, если ты проявишь терпение, сможешь научить меня. Вернуть мне то, что я потеряла.

Губы ее были сначала робкими, потом неловкими и, наконец, страстными.

— Пойдем, — сказала она, смеясь и плача, и потянула его за руку. — Давай сейчас. Подстели свой килт. Уйдем с ветра, туда, в наши стены.

III

За холодным летом последовала суровая зима. Снегопад — редкость для Арморики — на короткое время смягчил воздух, потом начался мороз. На побелевших холмах Гезокрибата обгоревший остов города казался еще чернее.

Кирпичный дом Септима Рулла был одним из немногих, что не сгорел при пожаре. Его, разумеется, разграбили. В комнатах раздавалось гулкое эхо. На полу валялись черепки дорогой посуды. Со стен смотрели черные от дыма фрески, мозаичный пол кто-то сознательно исковеркал. Куриал остался в живых, потому что покинул город, когда в него вошли первые отряды саксов. И дело было не в трусости. Старый вдовец лишь помешал бы защитникам, к тому же необходимо было сохранить для них продовольствие, случись длительная осада города. Он взял с собой столько беспомощных людей, сколько мог увести. В дороге старался поддержать их дух, нашел для них убежище и привел обратно. Увы, город лежал в руинах.

Другим жителям, что остались в живых, удалось избежать массовой резни разными путями. Варвары проглядели продовольственные склады, и благодаря этому людям удалось продержаться в городе несколько месяцев, хотя и на скудном пайке. Потихоньку возобновилось производство, и за деньги, вырученные от продажи товаров, закупалось самое необходимое. Рулл как мог поддерживал жизнь в городе, Грациллоний, услышав об этом, разыскал его.

Они сидели на грубо сколоченных табуретах, согревая руки у единственного медника (на гипокауст топлива не хватало). От него да от двух сальных свечей, прилепленных к разбитому столу, исходил слабый свет. Разбитые окна были заткнуты тряпками. Комнату это не портило, потому что больше изуродовать было попросту невозможно. Слуга принес хлеб, сыр и эль. Доморощенный напиток налили в великолепные стеклянные кубки из серебряного графина. Пиратам все же не удалось прибрать к рукам все.Рулл сказал, что продаст сохранившиеся у них ценности, если найдет покупателя, согласного заплатить справедливую цену.