Собака и Волк

— Это чрезвычайно опасно, — сказал он. — Грациан в Британии может стать еще одним Константином. А вы подняли багаудов против Рима.

— Ничего подобного, — возразил Грациллоний. — Воины мои — достойные, трудолюбивые обыкновенные люди. Они хотят лишь, чтобы их оставили в покое.

Кроме них, его сопровождали и лесные братья. Они сейчас заполонили улицы Турона и окружили базилику.

— Германцы же покоя им не давали, а римляне не смогли своими силами остановить наступление. — И обратился к Мурене: — Сэр, мы всего лишь сохранили для вас нашу территорию.

— А что вы намерены делать теперь? — грозно вопросил правитель.

Грациллоний пожал плечами:

— Отправимся домой, к своим ежедневным делам. Когда понадобится, придем к вам на помощь. О мятеже я не помышляю. Пусть Грациан придет сюда из Британии, он будет иметь дело с нами.

Бакка погладил подбородок.

— Как же вы, уважая императора и закон, — замурлыкал он, — заставляете его чиновников столько времени дожидаться вас?

Глабрион:

— Возмутительно. Я приглашал вас неоднократно, а вы и не думали явиться. Неслыханно.

Грациллоний:

— Я уже объяснил вам причины. Прежде всего, надо было вернуться домой, заняться ранеными, дать людям наладить заброшенное хозяйство, а тут и полевые работы. Они и сейчас в разгаре. У меня, как и у других, тоже дела, которые пришлось отложить, пока занимался обязанностями трибуна.

Глабрион:

— Обязанности трибуна! Вы явились с бандой и осмеливаетесь называть себя государственным чиновником?

Грациллоний:

— Все, что я делал, было для вас, господа.

Глабрион:

—  Что?!

Мурена:

— Успокойтесь, Глабрион. Продолжайте, Грациллоний.

Грациллоний:

— Если со мной что-нибудь случится, для всех будет плохо. Может и мятеж произойти, которого вы так боитесь. Поэтому на всякий случай я и взял с собой телохранителей.

Бакка:

— Против горячих голов?

Грациллоний:

— Я уверен, что прокуратор не из их числа.

Бакка:

— Что вы предлагаете?

Грациллоний:

— Я вам уже сказал. Я спокойно поеду домой и займусь хозяйственными и публичными делами.

И размеренно произнес:

— Но люди, что спасли Арморику, все до одного, — рабы, резервисты — должны получить амнистию. Ни одному из них не должно угрожать преследование. Иначе я за последствия не отвечаю.

Бакка:

— И что же, тогда последуют… инциденты?

Грациллоний:

—  Обязательно.Братства.

Мурена:

— Значит, вы отказываетесь их расформировать?

Грациллоний:

— Я просто не смог бы, сэр. Люди сами идут, чтобы вступить в них. По-моему, самое разумное — разрешить их и поощрять их создание. Укреплять и поставить их на службу Риму.

Мурена:

— Под вашим началом.

Грациллоний:

— Я могу давать советы.

Бакка:

— Вы имеете в виду — оказывать услуги.

Глабрион:

— Услуги? Невозможно! Абсурдно! Я отменил ваши полномочия, как только услышал об этом безобразии.

Грациллоний:

— На то воля губернатора. Однако вспомните, что я отправил императору петицию. Прошу я там не за себя, но за народ Арморики, я прошу рескрипта, гарантирующего нам право самообороны. А если губернатор захочет снять меня с должности трибуна, я помогу подыскать вместо себя подходящего человека.

Мурена:

— Ха! Глабрион, в это змеиное гнездо жалко посылать человека.

Грациллоний:

— Если Аквилону и Конфлюэнту дозволена будет самостоятельность, мы будем неукоснительно соблюдать закон и вовремя платить налоги.

Глабрион:

— А если из Равенны придет ордер на ваш арест и экзекуцию… что тогда?

Грациллоний:

— Не думаю, что так будет, сэр. Стилихон может подсказать его имперскому величеству, что Арморика является основанием римской крепости.

Бакка:

— Если он так поступит, то, грубо выражаясь, он просто дурак, не видящий дальше своего вандалского носа. Прецедент…

Грациллоний:

— Времена меняются, сэр.

Бакка:

— От Стилихона, правда, всего можно ожидать.

Последовала пауза. Слышно было, как ревет ветер.

Наконец Мурена сказал:

— Кто еще хочет высказаться? — В голосе его слышна была сдерживаемая ярость.

— Если выразиться по-простому, все остались при своем мнении, — сказал Грациллоний.

— Придется посмотреть сквозь пальцы на нарушение вами закона, дабы избежать большей опасности. — Улыбка на лице Бакки больше была похожа на болезненную гримасу. — Вы правы, времена меняются. Сильный император, понимающий, что такое настоящее государство… ну да ладно, кончим на этом.

— Тогда я возвращаюсь домой, — сказал Грациллоний.

VI

— Хайль, Цезарь! — гремели звучные молодые голоса.

Стоя на башне, Константин оглядывал свои владения. Под ласковым небом и ярким солнцем шелковым блеском отливала река. На противоположном ее берегу краснели черепичные городские крыши, за ними поднимались горы и ярко зеленели долины. Цвели фруктовые деревья и боярышник, ветерок доносил запахи пробудившейся земли и зелени. Такой же была весна и пять лет назад, у Дэвы, в дальнем уголке Британии, когда ему удалось повернуть назад войско могущественного варвара Ниалла.

— Хайль, Цезарь!