Монтальбано весь ушел в созерцание шариковой ручки, которую держал в руке: сосредоточился на колпачке, снял его, осмотрел снаружи и внутри, будто в жизни не видывал подобного приспособления, фукнул в колпачок, чтобы удалить из него какую-то невидимую пылинку, поглядел на него снова, остался недоволен, опять продул, положил его на стол; отвинтил у ручки металлический наконечник, поразмыслил малость, пристроил его рядом с колпачком, внимательно присмотрелся к корпусу, который оставался у него в руке, положил его в ряд с двумя остальными частями, глубоко вздохнул. Таким манером ему удалось чуть поуспокоиться, справиться с побуждением, которое в какое-то мгновение чуть было не взяло над ним верх: подняться, приблизиться к Инграссии, разбить ему кулаком физиономию, а потом спросить: «Скажите мне откровенно, как по-вашему, это я шучу или серьезно?»
Торторелла, который присутствовал при разговоре и знал некоторые реакции своего начальника, облегченно вздохнул.
– Нет, я не понимаю, – начал Монтальбано, полностью владея собой.
– А чего тут понимать, комиссар? Тут все ясным-ясно, как божий день. Товар, что своровали, был полностью в найденном грузовике, – до последней зубочистки, булавки, леденца на палочке. Значит, ежели не собирались воровать, значит, чтоб подшутить, для смеху.
– Я, знаете, немного тугодум, имейте терпение, синьор Инграссия. Значит, восемь дней тому назад из автопарка в Катании и, стало быть, в направлении, диаметрально противоположном нашему, двое угоняют грузовик с прицепом у фирмы Сферлацца. Грузовик в этот момент – порожний. Семь дней подряд они по идее этот грузовик укрывают, прячут где-то на участке пути между Катанией и Вигатой, поскольку он нигде не показывается. Значит, по логике вещей, единственная цель, для которой этот грузовик угоняли и прятали, – вытащить его на свет божий в подходящий момент, чтобы подшутить над вами. Продолжаю. Вчера ночью грузовик возникает из небытия и к часу ночи, когда людей на улице раз два и обчелся, останавливается у вашего универсама. Ночной сторож думает, что подвезли товар, хотя время-то больно необычное. Неизвестно, как в точности было дело, сторож пока еще не смог рассказать, ясно однако, что его выводят из строя, забирают у него ключи, заходят внутрь. Один из воров раздевает сторожа и переодевается в его форму: это, по совести говоря, гениальная находка. Вторая гениальная находка – остальные зажигают свет и начинают работать не скрываясь, без опаски, можно было бы сказать – средь бела дня, если б не ночь. Изобретательно, нет сомнений. Потому как постороннему человеку, который проходит себе мимо и видит сторожа в форме, присматривающего за работниками, загружающими грузовик, даже в мысль не войдет, что совершается ограбление. Это реконструкция фактов, сделанная моим коллегой Ауджелло, которая подтверждается показаниями кавалера Мизураки, возвращавшегося к себе домой.
Инграсия, все больше, казалось, терявший интерес к словам комиссара по мере того, как тот продолжал, при этом имени подскочил, будто его укусила оса.
– Мизурака?!
– Да, тот, который служил в ЗАГСе.
– Так он же фашист!
– Не вижу, какое отношение имеют политические убеждения кавалера к делу, о котором мы сейчас говорим.
– Еще как имеют! Потому что когда я занимался политикой, он был мой враг.
– Теперь вы политикой больше не занимаетесь?
– А как ею, по-вашему, заниматься? С этими судьями из Милана, которые решили погубить политику, торговлю и индустрию! [8]
– Послушайте, то, что сказал кавалер, не более чем простое свидетельство, которое подтверждает модус операнди грабителей.
– А мне начхать, что там подтверждает кавалер. Мало ли чего наплетет несчастный старый дурак, которому уже давно перевалило за восемьдесят. Он тебе увидит муху, а скажет, что видел слона. И потом, чего это он там делал среди ночи?
– Не знаю, я у него спрошу. Давайте вернемся к нашей теме.
– Давайте вернемся.
– Кончив загружаться в вашем универсаме после минимум двух часов работы, грузовик отправляется. Проезжает шесть или семь километров, возвращается назад, становится на стоянку у бензоколонки и там стоит, пока не появляюсь я. И по-вашему, кто-то организовал всю эту хренотень, совершил с полдюжины нарушений закона, рисковал годы провести в тюрьме, только чтоб самому посмеяться или вас повеселить?
– Комиссар, мы так можем и до ночи просидеть, но клянусь, что мне ничего другого в голову не лезет, кроме как: пошутил кто-то.