Как-то солнечным утром мы отправились в Топангу на перевал, откуда разветвлялась целая сеть тропинок для егерей и охотников. Старые деревянные мосты были перекинуты через ущелья, так что, при желании, можно было обойти все горы Санта-Моники от заповедника Уилла Роджерса на востоке до национального парка Пойнт-Мугу на западе. В наши дни с собаками там появляться нельзя, но в 90-х этот запрет еще не был введен, чем мы и воспользовались.
Тропа вела нас вдоль гряды холмов, вилась среди рощиц, по поросшей разнотравьем равнине, поднималась выше и заводила в заросли чапареля, дарила прохладу у ручьев и открывала восхитительные виды на долину, оставшуюся внизу. Здесь пахло полынью, росли дубы и юкка, а кусты боярышника были такими густыми, что через них не проскочил бы и заяц.
Я люблю растения и животных, нацеленных на выживание вопреки засухам, пожарам, холоду и жаре – эта цепкость и жизнестойкость всегда меня восхищала. Есть в таких созданиях особая красота, элегантная простота и сдержанность, которой невозможно не любоваться, она подобна аромату выдержанного вина, рожденного в мучениях перекрученных лоз.
Повсюду были дикие цветы, насекомые, птицы. Когда мы отошли по тропе достаточно далеко, я отпустил Лу с поводка, чтобы он побегал. Он обнюхивал и помечал стволы дубов собственным запахом, пытался кусать пересохшую на солнце полынь, гонялся за лиловыми колибри – и все это с такой неподдельной радостью, какую другим собакам было бы трудно вообразить.
Лу был представителем старой школы, он был подобен закаленному жизнью фермерскому псу, который охотился, пас стада, спал под солнцем и чьи хозяева всегда были рады ему, но без каких-то там нелепых сантиментов. Лу был крепким, как обычная рабочая псина, очень серьезным и ненасытно любознательным во всем, что касалось мироустройства. Показывал ли он фокусы школьникам или искал со мной вход на старый рудник, где добывали серебро, Лу ко всему подходил вдумчиво и со смыслом. Даже в первый год своей жизни он был очень ответственным псом.
В лесу Лу вел себя как военный разведчик, он бегал, куда хотел, но всегда оставался на расстоянии окрика, ощущая постоянную связь между нами. То и дело он останавливался, возвращался, находил меня взглядом, чтобы проверить, все ли в порядке. Свободолюбие поразительным образом уживалось в Лу с его заботливостью и беспокойством о том, как бы я случайно не заблудился и не исчез где-то среди холмов.
Мне нравились оба эти проявления его натуры, я хотел развивать и уравновешивать их как можно лучше. Поэтому я начал играть с ним в прятки, чтобы научить его моментально реагировать на команду «ко мне» и отточить поисковые способности. И это не было детской игрой: мы играли по-настоящему, подолгу, как может играть человек со зверем – то есть, как если бы на карту была поставлена наша жизнь. Я хотел, чтобы таланты Лу вышли на новый уровень.
Когда я видел, что он всецело поглощен выслеживанием какого-то животного, я осторожно ускользал по боковой тропке и прятался в кустах или в пещере, забирался на камни или на дерево. Я старался отойти как можно дальше, и лучше всего так, чтобы ветер меня не выдал. Через какое-то время я слышал, как он мчится, что-то порыкивая и поскуливая – мне кажется, именно так на собачьем языке звучало мое имя.
Он всегда меня находил. Прятаться от Лу было все равно что пытаться пройти сухим среди дождевых капель. Но весь смысл был не в том, чтобы его обмануть, а в том, чтобы раззадорить. Эти упражнения на подзывание и поиск были особенными в том смысле, что на самом деле я его никогда не звал: он сам включал команду «ко мне» и бросался меня искать.
С каждым разом я старался прятаться лучше, чтобы его обмануть. Мне даже пришлось усаживать Лу и давать команду «место», чтобы я мог уйти достаточно далеко, потому что очень скоро он раскусил все мои хитрости и больше не спускал с меня глаз. Команда «место» обычно давала мне три-четыре минуты, чтобы отыскать укрытие, а потом Лу говорил себе: «Да пошло оно все!» и бросался в погоню. Я пытался сбить его со следа, разбрасывая среди деревьев и под камнями кусочки ткани с запахом или закидывая в заросли обертки от бутербродов. Я ощущал себя как в кино, индейцем, который пытается спастись от гончих шерифа.
Он всегда меня находил. Потом гордо гарцевал с негромким рычанием и был абсолютно прав. Я тоже гордился собой: мне удалось отработать надежную систему, которая гарантировала, что Лу, невзирая ни на какие помехи, никогда от меня не сбежит и всегда найдет способ вернуться.
Когда Лу выучил команды сидеть/место и лежать/место, я научил его команде «ждать». Разница между «ждать» и «место» состоит в том, что здесь собаке нужно только соблюдать очерченные границы на протяжении какого-то времени. Собаку можно приучить ждать у дверей, у ворот, у входа в дом, на ковре или у кровати, даже в клетке или в конуре, пока его не позовут.