Собака, любовь и семья

Меня удивило напряжение, звучавшее в его голосе, — обычно Роб не позволял себе открыто выражать эмоции. Его лицо исказилось от боли.

Отношения с Чероки с самого начала складывались по-другому.

— Келли был нашей общей собакой. Я купил его для детей. Джуди познакомилась с заводчиком через наших общих друзей, и дети так просили собаку, да и мы загорелись. Я любил этого пса. Он был приветливым, ласковым, спал в ногах у нашей постели, — все время, пока мы жили в Мичигане, потом в Бруклине, — тогда я только начинал карьеру. И Джуди не возражала.

Но Чероки был другим. Он принадлежал только Робу. Роб сам нашел питомник, сам ездил в Северную Каролину за щенком. Он сам воспитывал его и водил на прогулки в Миллз.

— Теперь все стало по-другому. Мне не хотелось бы употреблять слово «одиночество», но дети все больше отдаляются от меня, у них своя жизнь, да и у Джуди тоже своя.

Может быть, он считал Чероки своим другом?

— Конечно. Он мой лучший друг, — поспешно ответил Роб, — в каком-то смысле, даже больше.

Роб немедленно пожалел о вырвавшихся у него словах, особенно когда я поинтересовался, что он имел в виду. Что он подразумевал под этим «даже больше»?

Он заметно смутился:

— Может быть, сразу этого и не скажешь, но он умный парень.

Роб нередко рассказывал о собаке, словно описывал достоинства футбольной звезды, которую никто не считает особенно яркой. Чероки представлялся ему верным и храбрым псом:

— Я знаю, если кто-нибудь нападет на меня во время прогулки, ему придется сначала убить собаку, чтобы добраться до меня. — Роб часто говорил своим приятелям по Миллзу, что Чероки отдаст за него жизнь, если во время прогулки что-нибудь случится. Зная об этом, Элли Ши в шутку предлагала ему помолиться о том, чтобы злодеи не оказались вооружены сосисками.

Когда я во второй раз задал Робу тот же вопрос, — что означают его слова «даже больше» — он сказал, что не имел в виду ничего особенного. Через неделю я снова начал приставать к нему, и он ответил так:

— Знаете, я думал над этим. Спросите меня снова через некоторое время.

Прошло почти два месяца, и Роб действительно попытался ответить. Наш разговор состоялся душным весенним вечером, — после того как Чероки опрокинул мусорный бачок, стоявший на заднем дворе, и слопал картонную коробку с остатками курицы недельной давности. Роб не обращался к ветеринару из-за таких пустяков, если Чероки выглядел относительно здоровым и то, что он проглотил, не имело острых краев.

Пес чувствовал себя превосходно; он раскинулся на спине и дремал на восточном ковре, расстеленном в хозяйском кабинете. Роб сидел в своем любимом вытертом кожаном кресле; Джуди хлопотала на кухне — мы слышали, как позвякивает посуда, — а все трое детей были наверху. До нас доносились взрывы и пальба — Син осваивал новую игровую приставку.

Картина отражала типичный уклад процветающей американской семьи: отец вернулся с работы, заботливая мать занимается домашними делами, — не потому, что вынуждена это делать, а потому что ей этого хочется, трое здоровых счастливых детей занимаются своими детскими делами, а у ног хозяина лежит красивая собака.

В Кливленде, в родном доме Роба все было иначе.

— Я благодарен своим родителям. Они были бедными необразованными людьми, но настояли, чтобы все мы поступили в колледж. Отец содержал небольшую лавку, торгующую оборудованием для водопровода. Он работал, как ишак, и почти не бывал дома. Когда ему удавалось выкроить свободный денек, он водил нас с братьями на футбол или в цирк, но такое случалось редко.

Дети очень уважали отца, но близкие отношения между ними так и не сложились.

— Не помню, чтобы мы когда-нибудь подолгу разговаривали с глазу на глаз. Я и сам этого не умею. Не то, чтобы он был плохим отцом, вовсе нет. Он делал для нас все, что мог, просто не отличался разговорчивостью. И был строгий, да еще какой! Если кто-нибудь попадался на шалости, ему неделю не разрешалось выходить из комнаты, а если и это не помогало, шел в ход ремень. И никто не считал это оскорблением. Я воспитываю своих детей по-другому и сгоряча ни разу пальцем их не тронул. Этому я научился от отца.

Чероки откатился подальше и задрал вверх лапы. Роб задумчиво почесывал ему живот туфлей. Я поинтересовался, где теперь его родители.

Оказалось, в живых осталась только мать. Отец умер от рака пять лет назад.

— Последние месяцы его жизни я не отходил от него. Взял отпуск — матери было тяжело одной. Я старший сын, сами понимаете. И все эти дни мы с отцом ни словом не обмолвились о том, что с ним происходит, и я знал, что лучше не начинать. Для него хуже этого ничего и быть не могло. А однажды ночью он просто перестал дышать. Я сидел рядом, но даже не попрощался с ним. — Роб смотрел прямо перед собой, его голос звучал совершенно спокойно.

И теперь, несмотря на свой элегантный дом и успешную карьеру, Роб понимал, что стал похож на отца. Такой же трудяга. Он так же, как отец, обожал своих детей, но никогда не заводил с ними серьезных разговоров. Знал, что должен, но не мог отважиться на это.