Собака мордой вниз

Она, правда, тут же спохватилась и поведала, как ей неловко обременять своими проблемами других людей. Соня же, в свою очередь, немедленно пожалела о дурацком милосердном порыве. Однако слово, как говорится, не воробей, и отыгрывать назад было поздно. Оставалось только засучить рукава и приступить к очистке авгиевых конюшен.

Не откладывая дела в долгий ящик, ей выделили зубную щетку, полотенца, халат и ночную рубашку. А также спальное место на диване в гостиной, что вызвало изумленное недоумение большого серого кота, считавшего диван своей законной постелью.

Кота звали неслыханным именем Филитопий. Он был очарователен и совершенен, с джентльменской снисходительностью принимая назойливое обожание своих хозяек. Цецилия, надо отдать ей должное, ухаживала за своим питомцем образцово-показательно. Но уж и терзала его по полной программе. Кот стоически переносил разнообразные проявления любви, оставаясь при этом абсолютно индифферентным. Но так сказать, без мимики и жестов, умудрялся разгромить всю квартиру: валялся на кухонном столе, обрывал шторы, скидывал на пол цветочные горшки и, элегантно вспархивая на шкафы и полки, обрушивался оттуда со слоновьим грохотом.

Прелестная Цецилия находилась в том загадочном возрасте, когда естественные отправления человеческого тела становятся неодолимо притягательными и хочется бесконечно говорить и петь о какашках и иже с ними. Цецилия пела. Репертуар у нее был чрезвычайно разнообразен, практически неисчерпаем. Она задушевно выводила известные мелодии или же с гомерическим хохотом подхватывала рекламные ролики, изумляя буйством фантазии и верностью теме.

– Ты сама все это придумываешь? – потрясалась Соня.

– Вместе с мамой, – доверчиво делилась славой девочка.

– Не может быть!

– Еще как может! Хотите, мы вас тоже научим?

И, не дожидаясь приглашения, Цецилия с выражением прочитала:

Я шел зимою вдоль болота
В галошах, шляпе и трусах.
Вдруг по реке пронесся кто-то
На металлических усах.
Я побежал скорее к тетке,
А он бегом пустился в лес,
К ногам приделал две селедки,
Присел, подпрыгнул и исчез.
И долго я стоял у тетки,
И долго думал, сняв трусы:
«Какие странные селедки
И непонятные усы!»

– Это Хармс, – с гордостью пояснила Козья Морда.

– Это мама придумала, – подхватила Цецилия. – Правда, здорово? – И дочка с матерью радостно захохотали, явно довольные своими литературными успехами.

«Чудны дела твои, Господи», – подумала Соня, вежливо посмеявшись вместе с ними.

Изгнать из носа козу Цецилия не позволила, но волосы расчесать и заплести в толстенькую короткую косичку милостиво разрешила, поинтересовавшись между делом:

– А кто такая Косая Сажень?..

Наконец все улеглись – Цецилия под боком у матери, Филитопий на голове у Сони.

– Какую кассету поставить? – сладко зевнула Инга Вольдемаровна.

– Про сестрицу Аленушку, – выбрала девочка.

Зазвучала сказочная мелодия, хозяйки мирно заснули, прижавшись друг к другу и сладко посапывая. Кот тяжелой грелкой придавил макушку, изредка щекотно поводя хвостом по лицу, и Соня долго маялась на чужом неудобном диване под напевный голос Татьяны Пельтцер:

– Привязали на шею козленочку тяжелый камень и бросили в озеро…

А зачем привязали? А чтоб не всплыл.

…Утром за завтраком Инга Вольдемаровна сказала Соне:

– А знаете, вами интересовался сам Арнольд Вячеславович. Спрашивал, не целесообразнее ли будет перевести вас в пресс-службу компании? Но я заверила, что вы отличный работник и прекрасно справляетесь со своими обязанностями.

13

Через полтора месяца Соня вернулась в свою каморку со сложным чувством вновь обретенной свободы и легкой грусти от разлуки со ставшими неожиданно близкими людьми. Но самой главной ее печалью явился кот-чаровник, незабвенный Филитопий, «тепленький животик», «толоконный лобик», «столбик жира», «пыльное тельце» – и как там еще она его называла, уткнувшись носом в теплую мягкую шерстку?

– Тебе с мужиками надо спать, а не с кошками, – сердилась Марта. – Успеешь еще…

Но пока не получалось ни с теми, ни с другими. Тоже, между прочим, не самый плохой вариант – хочешь, вдоль ложись, хочешь, поперек, а то наискось, если вдруг придет такое желание. Одеяло – твое, читай хоть до самого утра, никто не скажет: «Давай вырубай свет или чеши мне спину свободной рукой». И как это охарактеризовал семейную жизнь один безымянный мудрец (или дурак?): «обмен дурным настроением днем и дурными запахами ночью»?

Так что еще неизвестно, кто кому должен завидовать.

Слова, слова… А время идет. Да что там идет! Бежит, летит, несется вскачь. Помнится, жива еще была бабушка Констанция, Марта как-то посетовала, что отпуск промелькнул, как один день. «Да что там отпуск! – воскликнула мать. – Лето промелькнуло!» «Да что там лето, – сказала бабушка. – Промелькнула жизнь…»