Со временем тоже были проблемы. А если принять за аксиому известное отождествление сего атрибута с деньгами, становится понятным, почему его так остро не хватает. Нет, есть, конечно, бездельники, не знающие, куда себя девать, но это не про Екатерину Семеновну, которая буквально разрывалась между любимой работой, ненавистным домашним хозяйством и непосредственным процессом воспитания сына.
Работа дарила ощущение собственной значимости, заставляла всегда быть в форме, в курсе и на гребне, в кругу и в гуще. «Женщина отдыхает на работе», – поджимала губы мать, намекая на невидимые миру, неблагодарные домашние хлопоты. «Ты-то откуда знаешь?! – кипятилась Екатерина Семеновна, отстаивая заслуженное право на усталость. – Ни дня не работала!» Но со временем, приняв в неумелые руки бытовые заботы, вынужденно согласилась – мать была права тысячу раз.
Кулинарным талантом Екатерина Семеновна не отличалась, и все ее гастрономические изыски сводились к бутербродам, яйцам, картошке в мундире и пакетированным супам, кои вечно голодный подрастающий Нодик поглощал в невероятных количествах, изумляя ее своей прожорливостью.
Непосредственный процесс воспитания не прерывался ни на минуту. Даже ночью Екатерина Семеновна вставала, чтобы проверить, не скинул ли сын одеяло и правильно ли спит. Спать следовало на левом боку, ни в коем случае не на спине и уж точно – не на животе. Иногда, томимая одной ей ведомыми предчувствиями, она будила его и тихо спрашивала:
– Не хочешь пописать? Нет? Ну, спи, спи, голубчик.
Утро начиналось с зарядки, телевизор практически исключался, уроки по возможности они делали вместе, далеко выходя за рамки школьной программы, а главной жизненной ценностью почитались книги, тщательно отбираемые Екатериной Семеновной.
Бывший муж женился, взял женщину с ребенком – девочкой Светланой, на пять лет младше Нодика. Это была единственная сфера, полностью для нее закрытая – сын категорически отказывался обсуждать и отца, и все, так или иначе с ним связанное. Естественно, Екатерина Семеновна и в мыслях не держала прекратить их общение (то есть в мыслях-то, конечно, держала – кто ж из нас застрахован от крысиных мыслей? – но никогда бы этого не сделала), прекрасно понимая, как важно для мальчика присутствие отца, даже такое эпизодическое. Угнетала сама мысль о своей непричастности, о некоей тайне, об утечке чувств, отданных другому, а значит, отнятых у нее. И ведь как в воду глядела…
И все-таки, как потом оказалось, это были счастливые годы. И уже появились первые результаты затраченных ею огромных усилий – Нодик окончил школу с серебряной медалью и институт с красным дипломом, и, хотя тогда уже все горело голубым огнем в горниле перестройки и логичнее было бы зарабатывать деньги, Екатерина Семеновна сумела отстоять ценность образования, и сын поступил в аспирантуру.
Счастье кончилось одним днем, лопнуло как мыльный пузырь. Конечно, она понимала, что когда-то в их доме появится чужая женщина, и даже готовила себя к этим печальным переменам, но такого пассажа не могла себе представить и в страшном сне, в липком ночном кошмаре, в горячечном бреду.
Когда бывший муж позвонил ей и попросил о встрече, Екатерина Семеновна, напуганная чудовищным беспределом нового сумасшедшего времени, решила, что он намерен отнять у нее квартиру, уповая на мифические, давно утраченные права, и, зациклившись на бредовой этой идее, долго не могла понять, о чем это он талдычит и какое отношение к наглому захвату имеет его падчерица Светлана? А когда поняла…
Поначалу ей казалось, что все еще можно исправить – мольбами, угрозами, имитацией тяжкой болезни. Но сын был непреклонен, остался глух и к доводам рассудка, и к воплям ее уязвленного сердца. И это было непостижимо, невероятно! Ее мальчик, такой справедливый и чуткий, такой разумный, попался в расставленные сети, как наивный простачок. Трудно ожидать подвоха со стороны родного отца и разглядеть в его действиях мелочное желание досадить бывшей супруге, а может, и совсем другие, далеко идущие планы. Но дело не только в этом!