Обратно в отделение поднимались вместе с Васильевым. Тот все пытался доказать себе, что ситуация была под контролем.
— Ведь тихо же было? — спрашивал он тускло и безнадежно.
— Мертвая тишина, — твердил ему Прятов.
— И никто не перепился?
— Если и перепились, то по-тихому, — отвечал тот. — Без демаршей.
— По-тихому, — тоскливо повторил Васильев. — Но перепились. Надо убрать к чертовой матери этот ларек с аптечной водкой! — взорвался он. — Ночлежка, мать ее так, богадельня хренова! Насосутся говна, как насосы, и блаженствуют, нирвана у них!
Наверху несчастный заведующий обнаружил, что следователь уже прибыл и топчется возле его кабинета. Окровавленное тело Кумаронова уже увезли в судебно-медицинский морг, хотя до больничного было рукой подать, на него открывался приятный вид из окна — им многие любовались, особенно в пору цветения сирени. Но для вскрытия убиенных этот морг не годился.
Кабинет пришлось уступить. Следователь засел в нем и приготовился к допросу свидетелей; Васильев с откровенным раздражением переехал в ординаторскую и устроился там напротив Прятова. Два других врача были в отпуске, одна в декретном, а вторая просто так. Васильев и Прятов волокли на себе все отделение — и операции делали, и реабилитацией занимались. В сложных случаях звали поассистировать кого-нибудь с хирургии, заблаговременно оформив заместительство, совместительство и сверхурочные с ночными.
Следователь оказался угрюмым, небритым мужиком с низким лбом, короткими жесткими волосами, в прокуренном свитере, с тюремного вида папкой — никто не взялся бы растолковать внешнее сходство между папкой и тюрьмой, но оно было, грозное и тревожное. Дело, наверно, было в том, что больше при следователе ничего не было, лишь эта тощая папка, и все вокруг понимали, какое это страшное и разрушительное оружие. Протокольная рожа следователя очень быстро и органично вписалась в больничный орнамент.
Васильев чувствовал, что допросом в больнице нарушаются какие-то процедуры, однако помалкивал, потому что, будучи стреляным воробьем, понимал — чем больше ошибок насажает слуга закона, тем лучше может выйти для больницы и для Васильева лично. Он принял решения не оказывать гостю помощи сверх той, что потребует слуга закона. Никакой инициативы.
— Что можете показать по сути дела? — осведомился следователь. От него исходил сильный запах пельменей и чеснока.
— Будьте любезны уточнить, — доброжелательно молвил Васильев. — По сути какого дела и что именно показать?
— По-моему, я не загадками изъясняюсь, — тот говорил буднично, быстро, с нотками пресыщенного отвращения. — Я имею в виду убийство, которое совершили в подведомственном вам отделении. Статья сто пятая, часть…
Севастьян Алексеевич, не давая ему договорить, развел руками:
— Что же я могу показать? Меня и в больнице не было!
— И почему же?
— Потому что закончился рабочий день, и я ушел домой. По-моему, это не запрещено.
— В котором часу вы ушли?
— В четыре часа, — солгал Васильев, ибо ушел раньше. В этом не было криминала, так делали все, но официальный рабочий день продолжался до четырех. Опровергнуть Васильева была некому, в "Чеховке" давно не следили за временем прихода и ухода сотрудников. В былые времена, особенно в эпоху укрепления дисциплины, в вестибюле стоял специальный дежурный, назначенный главврачом, с хронометром. И все фиксировал, но это ничего не меняло. Дело кончилось тем, что начал опаздывать и сам человек с хронометром, а то и вовсе не приходил, ссылаясь на неисправность часов.
— Ваш рабочий день заканчивается в шестнадцать ноль-ноль?
— Именно так.
— И ровно в шестнадцать ноль-ноль вы ушли?
Васильеву сделалось не по себе. Каверза? Кто-то наплел иное? Очень, очень может быть. В этом гадючнике постоянно приходится ждать неприятностей.
— Ровно, — кивнул он, сглатывая слюну и ожидая скандала.
Но следователь старательно записал его слова, и никакой грозы не случилось.
— Кому вы передали дела?
— Дежурному врачу. Прятову Александру Павловичу.
— Прятов давно у вас работает?
— Нет. Он еще молодой доктор.
— Но доверять ему отделение считается в порядке вещей?
Это было в порядке вещей. Спокойно и уверенно Васильев ответил, что да, считается. Следователь никак не прокомментировал его показание и задал следующий вопрос:
— В чьем ведении находится девятнадцатая палата?
— Это палата Прятова.
— Больными занимается он и только он?
Васильев пожал плечами:
— Так не бывает. Заведующий всегда осуществляет надзор и контроль.
— И вы осуществляли?
— Конечно.
— Что вы можете рассказать об атмосфере и настроениях в палате?