Собака семьи Баскервилль

– Напротив, мой дорогой друг, настал час, когда я вынужден обратиться к вам за помощью. Случай, с которым мы имеем дело, просто великолепен и по-настоящему уникален со всех точек зрения. Когда будете проходить мимо магазина Брэдли, пожалуйста, скажите там, чтобы мне прислали фунт ²⁷ самого крепкого чёрного табаку. Спасибо! Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы оказали мне ещё одну любезность и погуляли бы до вечера. После этого я буду весьма рад обменяться впечатлениями об этой истории, которую мы услышали сегодня утром.

Я знал, что уединение и одиночество были совершенно необходимы для моего друга в те часы предельной концентрации умственных способностей, когда он обдумывал каждую деталь происшествия, выстраивал альтернативные теории, сталкивал их одну с другой и отделял существенное от несущественного. Поэтому я провёл день в клубе и не возвращался на Бейкер-Стрит до вечера. Было около девяти часов, когда я вновь очутился в нашей гостиной.

Когда я открыл дверь, мне сначала показалось, что у нас пожар, потому что комната была так полна дыму, что свет лампы, которая висела над столом, был едва виден. Но, войдя, я всё-таки успокоился, поскольку это был всего лишь невообразимый дым от крепкого и грубого табака, который сдавил мне горло и вызывал у меня кашель. Сквозь дым я с трудом различил очертания фигуры Холмса, который сидел в своём халате, свернувшись в кресле, и сжимая во рту чёрную глиняную трубку. Вокруг было разбросано несколько рулонов бумаги.

– Вы простудились, Уотсон? – спросил он.

– Нет, всему виной ядовитые клубы вашего дыма.

– Полагаю, что его концентрация в комнате изрядна, раз вы об этом говорите.

– Какая там концентрация! Здесь невозможно находиться.

– Тогда откройте окно! А вы, как я понимаю, весь день провели в своём клубе?

– Мой дорогой Холмс!

– Я прав?

– Несомненно, впрочем, как же вы догадались?

Он улыбнулся, видя озадаченное выражение моего лица.

– Уотсон, вам присуща этакая прелестная свежесть, которая может доставить массу удовольствия, когда я хочу немного поупражняться на ваш счёт. Джентльмен уходит из дома в дождливую и грязную погоду. И он возвращается вечером с непорочным глянцем на шляпе и ботинках. Следовательно, весь день он провёл в каком-то помещении. Близких друзей у него нет. Тогда, скажите на милость, где он мог быть ещё? Разве это не очевидно?

– Да, скорее, вполне очевидно…

– Мир полон таких очевидных вещей, которых никто и ни при каких обстоятельствах не замечает. Как вы думаете, где я был?

– Вы также находились в помещении.

– Наоборот, я побывал в Девоншире.

– Мысленно?

– Именно так. Моё тело оставалось в этом кресле, и при этом я с прискорбием сообщаю вам о том, что за время моего отсутствия оно поглотило содержимое двух больших кофейников и невероятного количества табака. После вашего ухода я послал в магазин Стэнфорда за картой военно-топографической службы Великобритании, на которой изображена эта пустошь, и мой дух реял над ней весь день. Я льщу себе тем, что смог бы сейчас найти там дорогу на местности самостоятельно.

– По всей видимости, это карта крупного масштаба?

– Весьма крупного.

Он развернул один из бумажных свитков и положил его себе на колено.

– Это конкретно то место, которое нас интересует. Вот и Баскервилль-Холл, здесь, посередине.

– В окружении леса?

– Именно. Я предполагаю, что это тисовая аллея, хотя на карте она и не надписана, – аллея должна идти по этой линии вдоль пустоши, как вы понимаете, здесь, – правее. Эта небольшая группа строений – деревушка Гримпен, где проживает наш друг доктор Мортимер. В радиусе пяти миль, как вы видите, есть только несколько разбросанных хижин. А здесь находится Лефтер-Холл, который упоминался в старой рукописи. Здесь показан дом, который может быть резиденцией натуралиста Стэплтона, если я правильно запомнил это имя. Здесь – два дома, в которых проживают фермеры, у которых хозяйства на пустоши, Хай-Тор и Фаулмайр. В четырнадцати милях отсюда находится тюрьма Принстауна. Вот и все те немногие обитаемые точки в той местности, между ними и вокруг них простирается заброшенная и безжизненная пустошь. Таким образом, перед вами та сцена, на которой разыгралась трагедия, и на которой мы можем помочь поставить её в этих декорациях заново.

– Дикие, должно быть, места.

– Да уж, условия соответствующие. Если дьявол захочет запустить свои руки в дела человеческие…

– Но ведь вы сами отклонили сверхъестественные объяснения этой истории.