— Еще бы! Так что давай без разговоров снимай ошейник и пей мою бурду… Ой, ну я хотела сказать зелье, и возвращайся в свое настоящее обличье. А то, честно говоря, мне надоело по пять раз на день из дома по полному совку шерсти выметать.
— Ну линяю я, что тут такого? Ладно, снимайте с меня ошейник, расколдовываться буду.
Сима подошла ко мне, нашарила в моей густой шевелюре застежку и сняла ошейник. Она уж было положила его на подоконник, но так и замерла на полпути. Дальше вообще происходило что-то странное. Серафима охнула и тихонечко сползла на скамью. Потом она одарила меня таким взглядом, что мне захотелось на некоторое время поменяться местами с тем барсуком, которому я набил морду. Зачем, спросите вы? Да затем, чтобы залезть в самую глубокую нору и не высовываться оттуда месяцок-другой, пока Сима не оклемается. Однако очнулась она значительно быстрее и повела себя еще более странно. Она вдруг посмотрела на Селистену, потом опять на меня, потом хлопнула себя по лбу и, наконец, выдала:
— Ну ты и кобелина!
— Не понял, — признался я.
— Да все ты понял, кобелина несчастный! Захотел с боярышней пару неделек по лесам погулять! Ну ты и проказник!
— Да о чем ты?
— Он еще спрашивает! У него на ошейнике перстень самого Сивила, а он, видите ли, по лесам шастает!
Вот честное благородное кобелиное слово, я ничего не понял. Что это на нее нашло?
— Только не надо напускать на себя такой непонятливый вид, к твоей морде это выражение не идет. — И, уже обращаясь к Селистене, Сима с ехидцей продолжила: — Надеюсь, этот шалун вел себя прилично?
— Э… — протянула боярышня. — Вообще-то да.
— Ну и замечательно, значит, парень хотел честно завоевать твое сердце, совершив на твоих глазах пару подвигов. Ну что ж, вполне благородное поведение. Ой, Селистена, похоже, втрескался в тебя этот обалдуй по самые уши.
— Но… — попытался я вставить хоть слово.
— Тоже мне рассказчик, мол, типа перстенек волшебный. Да это же великий артефакт, и с его помощью ты мог бы переместиться ко мне в любой момент. Надел на палец, повернул — и готово.
— Так ведь…
— Ну и что, что ты стал собакой? Пальцы-то у тебя есть. Какие-никакие, с когтями, но ведь пальцы.
— А…
— А Селистене достаточно было просто дотронуться до тебя, и всего делов. Да этот перстень может десятка полтора людей переносить, не то что собаку и девицу. В общем, не надо мне сказок рассказывать, не поверю, что ты этого не знал. Хотел с приглянувшейся депремьершей подольше наедине побыть, но тут я как раз тебя отлично понимаю. — Сима глянула на Селистену и продолжила меня добивать: — Что и говорить, вкус у тебя есть.
Я был повержен. Все, что сказала Сима, судя по всему, было правдой, а это значит, что всех опасных для жизни Селистены событий могло и не быть. Выходит, все было впустую…
Чтобы объясниться с маленькой, я перешел на безмолвную речь.
—
Селистена молча подошла ко мне, присела на корточки и нежно поцеловала в нос.
— Кхе, кхе… Ребята, может, вы продолжите разговор вслух, а то я себя чувствую как-то неуютно, словно подслушиваю.
— Сима, так ты все слышишь?
— Ну так кормилица у тебя ведьма не из последних будет!
— Это уж точно!
— Перстенек я пока у себя оставлю, до полного твоего взросления.
— Да ради бога! — почему-то на радостях быстро согласился я. — Счастье он мне уже принес, ведь именно благодаря этому артефакту мы познакомились с Селистеной.
Далее последовали объятия со слезами и смехом. Сам не понимаю, чему это мы все радовались. Просто нам всем было хорошо. Наконец Сима, как самая старшая и, несомненно, самая ответственная, напомнила об основной причине, ради чего мы собрались в маленьком домике в лесной чаще.
— Лохматый, ты пить-то будешь?
— Точно, как я сам не догадался, плесни нам медовушки.
— Кто о чем, а вшивый о бане.
— Смею заметить, что даже для пользы дела я не смог обнаружить у себя ни одного паразита.
— Да не об этом я! Зелье пить будешь?
— Ах зелье… Эту жутко пахнущую дрянь?
— Да.
— А медовушки для храбрости?
— Перебьешься!
— Тогда буду.