Собакам вход разрешен

Клифтон прищурился, отчего стал еще больше похож на злодея из немого кино.

«Бедняга», – подумала Эмма.

С этим тщательным пробором, набриолиненными волосами и ниточкой усов он был словно из другой эпохи. Клифтон не был женат и, насколько она знала, не имел друзей. Что, черт возьми, подобный субъект делает в выходные? Судя по его бледной коже, на улицу не выходит. Разумеется, он на эту тему не распространялся, да Эмма и не спрашивала. По ее мнению, если сотрудники приходят вовремя и делают свою работу, они не обязаны объяснять ей свои действия, не выходящие за рамки закона.

– Вам удалось поговорить насчет недостачи продуктов в ресторане? – спросил Клифтон.

– Это в списке дел, – сказала Эмма. – Я подумала, Жан-Поль и так очень загружен с сегодняшним банкетом.

Клифтон несколько месяцев дудел о несоответствии между объемом продуктов, закупаемых шеф-поваром, и числом столующихся, но, по мнению Эммы, разница не была такой существенной, чтобы огорчать Жан-Поля. Он был талантливый повар и охотно работал за меньшее жалованье, чем стоил. Если даже он неэкономно расходовал продукты, любой другой, взятый на его место, будет обходиться ей значительно дороже.

Клифтон глубоко вздохнул и посмотрел на нее страдальческим взглядом.

– Конечно, не мне решать, но не слишком ли вы доверяете Жан-Полю? С его-то биографией.

– Он оплатил долг перед обществом, Клифтон. И это все, что мне нужно знать, если только Жан-Поль не натворит чего-нибудь, доказывающего, что он взялся за старое.

Жан-Поль имел судимость за наркотики, и для Эммы это была больная тема. Длительная борьба ее матери с зависимостью от наркотиков и алкоголя убедили Эмму в том, насколько трудно бывшим наркоманам вернуться к нормальной жизни, как быстро они падают духом, поняв, что никто не хочет давать им второй шанс. Жан-Поль был в завязке больше года, когда она взяла его на работу, и его еженедельные анализы доказывали, что он больше не принимает наркотики. Вопреки сомнениям Клифтона, когда речь шла о наркоманах, Эмму никак нельзя было упрекнуть в доверчивости.

– И все-таки, – сказал он, – несоответствия имели место.

У Эммы затряслись руки. Она сжала их в кулаки.

– Не знаю, почему мы несем убытки, но я точно знаю, что дело не в Жан-Поле. Ну, по крайней мере, не совсем в нем, – добавила она.

– Я и не говорил, что дело в нем, – Клифтон казался обиженным. – Я просто предложил обдумать все возможные объяснения пропажи продуктов.

Раздражение Эммы испарилось в облаке сомнений и унесло с собой остатки сил. Она кивнула.

– Не переживайте, – сказала она. – Есть много возможностей сократить расходы. Как только банк даст деньги, у нас все будет в порядке.

Когда Клифтон ушел, Эмма доплелась до дома и рухнула на диван. До этого разговора она чувствовала себя довольно сносно. А сейчас совершенно обессилела. Эмма обвела взглядом крохотное пустое помещение и почувствовала, как к глазам подступают слезы. Весь день она была среди кучи народу. Так почему же она чувствует себя такой одинокой?

Эмма потянулась за бумажным платком и высморкалась. Уже не первый раз она задавала себе этот вопрос. Дело в том, что она ощущала себя одинокой большую часть жизни. Отец умер, когда ей исполнилось три. Она была слишком маленькой, и в памяти остался лишь смутный образ мужчины с крупными ладонями и, вероятно, сильными руками, а остальное детство она в основном была предоставлена самой себе – мать, как правило, находилась под кайфом и плевать на нее хотела. Летние месяцы у бабушки уберегли Эмму от той же дорожки, но и тогда она развлекала себя сама. Дела в гостинице занимали все бабушкино время, и она не могла уделять много внимания внучке. Изредка у них останавливалось семейство с детьми, и у Эммы появлялись один или пара приятелей, но она никогда не считала их друзьями.

Ее губы тронула улыбка.

«Пожалуй, за исключением Дуайеров», – подумала она.

Тодд и Клэр Дуайеры. Надо же, она не вспоминала о них целую вечность. Тодд был на год старше Эммы, а Клэр – на год младше, и когда Дуайеры приезжали в гостиницу, они были как три мушкетера – один за всех и все за одного. Втроем они дни напролет исследовали лес, а по ночам лежали на прохладной траве, наблюдая за падающими звездами. Эмма обожала подтрунивать над «городскими», но они ничуть не обижались. Она учила их строить форты и лазить по деревьям, а благодаря им узнала, что такое нормальная семья. Тодд подарил ей первый поцелуй.

Эмма покраснела, вспоминая о том конфузе. Это было невинное поползновение, но она в ту пору все время была готова к обороне и, не задумываясь, врезала ему кулаком в живот. А после, желая скрыть смущение, заявила, что ему следовало предупредить ее заранее.

Тодду потребовалось два года, чтобы отважиться на вторую попытку, и тогда, как Эмме помнилось, обошлось без рукоприкладства. Тем летом перед расставанием они поклялись, что будут держать связь, но ничего не вышло. Тодд так и не написал ей ни разу, и Дуайеры больше никогда не приезжали в «Спирит Инн».