И во время прогулок, ни одной толстой тётке не придёт в голову просюсюкать, — Ой, какая лапочка мопсюшенька, ой, какой мопсик красавчик… Напротив, вечно спешащий московский люд, будет почтительно замирать и молча склонять головы, видя, шествующего Кром-Фор-Лендера. А затем отправлять друзьям и семьям бесчисленные SMS, начинающиеся «Не поверишь, а я…», «Представляешь, так повезло…», «Дети, ваш папа сегодня…».
А разговоры в пивных! «Мой шурин, таксист, подвозил тут одного мужика. Так, тот мужик, прикинь, показал ему дом, в котором живёт Кром-Фор-Лендер. Веришь, нет? Обычный, вроде, такой дом, но шурин говорит, что, прям, сердце защемило и легко так на душе стало».
Тут, конечно, возникает проблема с журналистами, киношниками, лжепророками, сектантами, фанатиками, неизлечимо больными и наёмными убийцами. А это означает штат охраны, микрофоны, задёрнутые шторы и прочие прелести. Надо бы попросить у Президента в придачу к собаке остров. Лучше необитаемый. И что бы там был интернет, холодильник с ледяным пивом для меня и консервы для Кром-Фор-Лендера.
В XX веке порода была признана FCI под названием «австралийский терьер», а в Австралии этих псов называют «змеиный терьер». Если вы заводите его у себя на ферме (даче, вилле), то будьте уверены, что через месяц в округе не останется ни одной змеи. Терьер выследит их и съест. Мало того, если несколько раз в год не кормить его змеями, пёс захиреет и погибнет. Австралийские заводчики с иезуитской изощрённостью вывели эту породу с дефицитом нейротоксических ферментов (кобротоксин и т. п.) в организме. А в природных условиях этот дефицит можно восполнять исключительно змеиным ядом! С одной стороны, люди решили проблему со змями, с другой… Впрочем, не полезу в чужой монастырь со своим Уставом.
Так, что если вы решите завести австралийского терьера в городских условиях, покупайте вместе со щенком шприц и змеиный яд. Такая вот злая человеческая шутка…
ДЕКОРАТИВНЫЕ ПОРОДЫ
Переработанная и расширенная повесть «Тарас Бульба» (вышедшая в 1842 году) наконец-то принесла Николаю Васильевичу Гоголю долгожданную славу литератора, и, что немаловажно, ощутимый доход. Причём денег оказалось намного больше, чем он предполагал, что позволило даже устроить небольшой банкетишко для собратьев по перу. А в столе, тем временем, лежал готовая и вычитанная рукопись «Мёртвых душ», публикация которой должна была изменить всю его жизнь. Ещё каких-нибудь полгода-год и можно было бы целиком отдаться большой литературе, забыв о постыдных приработках в редакциях журналов. Однако, так долго ждать не пришлось. И вот как-то вечером слуга ввёл в кабинет писателя гигантского усатого молодца в малоросском кафтане. Тот, поклонившись Гоголю в пояс, скинул с плеча увесистую котомку и поставил её на писательский стол.
— Куренной атаман Сидор Лютый тебе кланяется, — пробасил гигант. — Велит, что б продолжал писать о козаках.
Затем детина снова поясно поклонился и вышел. Котомка оказалась набита тускло блестевшими золотыми червонцами. Николай Васильевич взял один, подивился его тяжести и лишился чувств…
И жизнь предстала перед писателем во всём великолепии. Он переехал на новую квартиру, завёл экипаж, обыкновение просыпаться к полудню и белоснежного пса породы Котон де тулеар. Да что там говорить — изменилось всё! Новое платье, сапфир на безымянном пальце, дорогие рестораны, новые знакомства, неистовая преданность в глазах швейцаров и официантов. А в типографии уже лежат первые отпечатанные главы «Мёртвых душ»!
Я бы, на месте Гоголя, бросил всё, и уехал жить в Ниццу, но не таков был Николай Васильевич. Да, он теперь завтракал устрицами, но страсть к литературе по-прежнему сжигала его, звала к рабочему столу. Н. В. Гоголь погрузился в написание второй части «Мёртвых душ».
И вот вновь, в один из зимних вечеров, лакей распахнул дверь, впуская в кабинет детину малоросса.
— Атаман твою новую книжицу прочёл. Про козаков там нетути, — верзила угрюмо смотрел в пол. — Куренной велел передать, что б ты про Сечь писал.
Гоголь оцепенел.
— Позвольте, друг мой, это всё как-то нелепо…
— Сказано, про Сечь, — малоросс неуклюже попятился и вышел.
Ситуация складывалась не просто нелепая, а какая-то дикая. Вернуть деньги этому таинственному атаману Лютому было никак невозможно, большая часть их была потрачена. Бросить работу над «Мёртвыми душами»? Безумие. Идти в полицию? Скрыться? Пожалуй, последнее было самым разумным. И Николай Васильевич бежал. Он жил и непрерывно писал в Риме, во Франкфурте, в Дюссельдорфе, в Ницце, в Париже. В Париже его и поймали. Два дюжих казака вытащили Гоголя из экипажа и несколько минут нещадно пороли кнутом, приговаривая,
— Не гневи куренного, не прячься, пёсий сын…
Николай Васильевич бежал в Иерусалим, но и там долго не выдержал. В каждом встречном иудее ему мерещился свирепый уроженец Сечи. И Гоголь вернулся в Москву, где поспешно дописал последнюю главу.