Собаки!

Этот начался с дороги, точнее, с путешествия. Кстати, если я во сне куда-то еду, то меня обязательно везут или в армию, или в тюрьму. Тут же помню только то, что наш теплоход прибывает в порт. Начинается суета с вещами, бегают матросы, горячий запах порта, раскачивающиеся трапы и крики грузчиков. Как это и бывает во снах, я с пассажирами попадаю не на морской вокзал, а в доки, где стоят подводные лодки. И, вдруг вижу свою лодку. Свою, в том смысле, что я на ней, то ли просто плавал, то ли воевал, сейчас уже не помню. Огромное, двухпалубное чёрное чудовище. Теперь там открыто нечто вроде музея и я кричу моряку, который должен нас вывести из порта, что просто не могу не побывать там. Мало того, зову всю толпу пассажиров с собой. Уверяю, что они себе никогда не простят, если немедленно не попадут туда. Разумеется, смотритель музея-субмарины, старикан в белом кителе и фуражке, несказанно рад новым посетителям и начинает нести обычную чушь насчёт водоизмещения, глубины погружения и веса лодки. Однако я прошу его помолчать и сам веду людей по отсекам, показывая приборы, объясняя назначение всевозможных кнопок и рукояток. Мало того, время от времени я прижимаюсь щекой к переборкам, похлопываю по вентилям и заливаюсь слезами, вспоминая, «как мы тогда», «а, в мерцающей бездне» и «этого удара заклёпки не выдержали». Тут старик-смотритель вспоминает, точнее, говорит, что слышал обо мне и он «несказанно горд», «вот ведь удача» и «как хорошо». Зрители начинают плакать, глядя на встречу двух старых друзей — меня и подлодки. Я спрашиваю у деда «нельзя ли, мол, сейчас выйти в море и пройтись кружок по бухте?». Само собой, что нельзя, но рядышком есть небольшая подлодка с запасом топлива и, «для такого человека, как я — сегодня можно всё». Во сне — всегда так. Если уж Морфей сегодня на твоей стороне, то — любые желания! А, уж если нет, то, извини. Бутылка не откроется, поезд не придёт, от погони не уйдёшь. Короче, мы набиваемся в эту лодочку, запускаем двигатель и, разумеется, «руки помнят», идём-погружаемся-всплываем. В иллюминаторах рыбы, водоросли, медузы. Мечта!

Закончилось всё, как то неплохо. Мы не утонули, не налетели на мель и не задохнулись. На память старик сфотографировал меня поляроидом. Бесконечный док, я в джинсах и красной майке, слева — огромная, чёрная, масляно блестящая субмарина, справа — крохотная серая подлодочка, вся в каплях воды. И на борту белыми буквами название «ПОМЕРАНЕЦ». Помню, всё хотел спросить, откуда такое название и не спросил…

12. ПАПИЙОН

Когда конкистадоры впервые увидели маленькие жёлтые томаты, восхищению их не было предела. Огромные, загорелые дядьки в доспехах перекатывали в ладонях невиданные плоды и возводили глаза к небу, попробовав на вкус. Немедленно родилось и название — помми доро — золотое яблоко. Удивлённые ацтеки, всю жизнь добавляющие томаты в яичницу или использующие их, как немудреную закуску под текилу, удивлённо пожимали плечами.

Приблизительно так же отнеслись альпийские пастухи к внезапно разразившемуся буму на крошечных горных папийонов. Папийоны, в переводе с французского «бабочки», с начала времён населяли зелёные склоны Альп, а название своё получили из-за странной любви к огню. Стоило пастухам развести на ночь костёр, как нему немедленно сбегались смешные лохматые пёсики и рассаживались вокруг, зачарованно глядя в огонь. Своего рода ночные мотыльки. Разумеется, никому из пастухов никогда не приходила в голову мысль принести домой, на равнину одного из папийонов. Какой от них мог быть прок? Ни дом сторожить, ни на охоту пойти…

Так бы и жили себе крошки-папийоны на цветущих альпийских лугах, если бы не немецкий парфюмер Карл Краузе. Сей славный муж случайно наткнулся на семейство папийонов, собирая на каникулах гербарий где-то в отрогах Альп.

— Чей цопачка? — для вида спросил он, воровато озираясь и складывая пушистых малышей в корзину. — Ничей цопачка. Тогда это мой цопачка. Карл отвезёт пиосик в город. В город, для богатый человек!

13. ПЕКИНЕС

Пекинес — одна из неразгаданных тайн Древнего Китая. Первые упоминания о загадочных собаках, можно найти в древних рукописях, датируемых V веком до нашей эры. Согласно легенде, пекинесы были созданы Буддой специально для ведения летоисчисления и подарены им императору. Срок жизни их был так же короток, как и у болотной бабочки Кон Вой — всего три месяца, а, точнее, ровно три месяца, день в день! Декабрьские щенки становились взрослыми собаками к началу января, и, ощенившись, в последний день февраля, отходили в мир иной. Словно сухие головки астр лежали крохотные тельца на дворцовых ступенях и дорожках парка. Каждому времени года соответствовали пекинесы своего цвета: белые — зимние, синие — весенние, зелёные — летние, красные — осенние. И по тому, какого цвета трупики собачек выметались слугами из дворца, народ Китая догадывался, что время года сменилось.