Собаки

Финн обернулся. Собаки бежали к нему. Та самая стая — крупные дворняги, похожие отчасти на лаек, отчасти на немецких овчарок, но ни то ни другое

Немного не добежав до него, собаки выстроились полукругом. Они то наступали, то отпрыгивали, приседая на передние лапы, шерсть на загривках стояла дыбом. Хриплый лай переходил в злобное рычание.

Финн взбежал на крыльцо, рванул на себя дверь. И, только захлопнув ее за собой, перевел дыхание. Страх превратился в злобу. Прыгая через три ступени, Финн стремительно взлетел на второй этаж.

Отцовский трофейный «вальтер» лежал на своем месте в шкафу, под стопкой рубашек. Схватив его, он бросился вниз

Собаки исчезли. Даже лая не было слышно. Остались только следы на снегу.

Посмотрев вокруг, Финн положил пистолет в карман и, все еще тяжело дыша, вернулся в дом.

Настенные часы глухо пробили восемь раз. Дождавшись последнего удара, Финн встал с дивана и выключил телевизор. Сунул во внутренний карман тулупа бутылку кагора и шоколадку. Наверняка у Верки этого добра дома навалом, куплено-то все у нее, но не может же мужчина прийти в гости к даме с пустыми руками, а пилить за подарками в другой магазин — это уж чересчур, не невеста же ему Верка в самом деле. Убрав подарки, он проверил, лежит ли по-прежнему в правом наружном кармане пистолет, — не потому, что тот мог куда-то деться, а потому что от этой проверки ему стало немного спокойнее.

Ударом ноги он распахнул дверь и замер на пороге крыльца, сжимая в кармане рукоять пистолета.

Тихо. Снежинки, как и вчера, кружились в лучах фонаря.

Луна мутно просвечивала сквозь снежные тучи. Из-за деревьев желтым светом горели окна соседнего дома. Финну почему-то вспомнилась девочка Катя. Он стал гадать, чем она сейчас занята: решает задачки по математике, читает сказки, шьет платье кукле, — и от этих мыслей ему стало вдруг хорошо и легко.

Собаки появились, когда он миновал уличный фонарь. Заскрипел снег, темные лохматые тени выскочили на дорогу и преградили ему путь. На этот раз лая не было — только тихое угрожающее ворчание. На мгновение Финн замер. Опомнившись, сделал шаг вперед — ворчание стало громче. Выругавшись, он сунул руку в карман и выхватил пистолет. Но не успел толком прицелиться, как скорее ощутил, чем увидел какое-то стремительное движение. В следующий миг он почувствовал, как в правую руку вцепились острые собачьи зубы. Застонав от сильной боли, он кулаком левой руки ударил собаку по голове. У него хватило выдержки не выронить пистолет, но воспользоваться им сейчас он уже не мог, и, если бы не ярость, которую вызвала в нем боль, его охватил бы ужас.

В ответ на удар кулака раздался визг. Напавшая на Финна собака отлетела в сторону и бросилась догонять убегавшую прочь стаю, мгновенно растаяв вместе с ней в ночной темноте.

Финн переложил окровавленный пистолет в левую руку и, шатаясь, пошел домой, оставляя за собой на снегу дорожку из красных капель.

Ледяной ветер шумит верхушками елей. Небо висит над самой землей, давит на голову и грудь.

Пересохший рот… Липкие от крови пальцы…

Финн проснулся и увидел, что повязка на руке намокла красным — рана кровоточила.

Повязку сделала вчера перепуганная насмерть жена соседа. Самого соседа Финн послал к Верке — сказать, что не придет.

Вернувшись, тот развел руками:

— Никаких собак не видать. Ни собак, ни следов. А может, ты… это?.. — сосед щелкнул двумя пальцами под подбородком.

Финн, переменившись в лице, яростно скрипнул зубами, и сосед благоразумно умолк.

Вымыв перепачканную в крови руку, Финн перевязал ее заново. Пришлось придерживать бинт зубами — одной левой рукой управиться было невозможно. Покончив с перевязкой, он несколько раз прошелся по квартире, чувствуя себя заключенным. Тюремщиком же был страх, и, что с ним делать, Финн не знал.

В довершение всех бед у него кончились сигареты. Сжав губами последнюю, он в отчаянии скомкал пустую пачку и бросил ее в угол кухни. Курение давало иллюзию успокоения, а без привычной дозы никотина он через пару часов превратился бы в клубок скрученных обнаженных нервов.

Однако при мысли о том, что надо выйти на улицу, у него начинали стучать зубы. Он ругал себя за трусость последними словами, бил здоровой рукой по лбу… Легче не становилось.

И все же он надел тулуп (тяжесть пистолета ощущалась в левом кармане, куда Финн еще вчера его переложил) и медленно, ощущая, как каждый шаг отдается где-то в желудке, вышел из квартиры.

Спуск по лестнице отнял у него столько сил, что на первом этаже ему пришлось сесть прямо на ступени. Стараясь сдержать тяжелое дыхание, он мучительно прислушивался — не доносятся ли с улицы какие-нибудь подозрительные звуки. Но было тихо. Он сделал еще один глубокий вдох и встал на ноги.

Стиснув зубы, распахнул дверь

Никого не было на улице — кроме девчонки с косичками из дома напротив Она сидела на лавке, теребя в руках белые меховые помпончики на завязках шапки, и, болтая ногами, напевала себе под нос какую-то песенку.

Финн спустился с крыльца — с трудом, колени подгибались — и долго смотрел на девочку, прежде чем решился ее окликнуть: